Хроники Обетованного. Осиновая корона
Шрифт:
То ли от его рук, то ли от духоты в покоях у меня закружилась голова. Я села и спросила: когда?
Я обращалась к отцу, но ответила мама. Она сидела в кресле у окна - красивая, в тёмно-красном бархатном платье. Сегодня она впервые сняла траур по дедушке.
"Торопиться некуда, Уна. Мы съездим к Каннерти в гости, ты познакомишься с Риартом. Думаю, вы подружитесь. Нет - я уверена, что подружитесь. Общение с юным лордом, безусловно, полезнее для тебя, чем с твоим поварёнком... Само обручение можно провести когда угодно, хоть в следующем году. Тебе уже исполнится пятнадцать. А брак... Что ж, в семнадцать
"Это довольно рано, Мора, - сказал отец. Он свернул письмо, и я увидела, что руки у него дрожат.
– Очень рано. Я не думаю, что Уна будет готова".
"Война с Дорелией продолжается, Дарет, - прохладно сказала мама, не глядя на него. Ничего особенного не было в её тоне, но я ощутила напряжение в воздухе - будто перед грозой... До меня вдруг дошло, что я очень давно не видела их беседующими - хоть о чём-нибудь, кроме хозяйственных мелочей и погоды. Насколько всё разладилось между ними; и какая доля скрыта от меня?
– Мы не сможем обеспечить Уне полную безопасность, если она останется в Кинбралане. К тому же, если боги будут милостивы, Горо всё-таки женится. Тогда замок и земли достанутся его детям... У Уны должен появиться собственный дом".
"У неё есть дом. И всегда будет, пока я жив...
– отец закашлялся; мама встала и подала ему бокал. Половину он расплескал себе на рубашку. Поморщился от досады.
– Ей хорошо здесь. Правда, Уна? Кинбралан - немного мрачное место для девочки, но..."
"Немного?" - переспросила мама. Я удивилась: никогда не слышала от неё такого едкого тона.
"Да, немного, - тихо, но твёрдо сказал отец. Он постоянно смотрел на маму - а она постоянно отводила глаза. Мне это не нравилось.
– Уна выросла в Кинбралане и была здесь счастлива. Я считаю, что со свадьбой ей незачем спешить. Это успеется. А что до дорелийцев - мы живём не вплотную к границе, чтобы их опасаться..."
"А я считаю иначе. Я её мать".
"Напомнить, кто я, Мора?.. Не спорю, я принимал мало участия в её воспитании, - лицо отца исказилось от горечи, когда он взглянул на свои ноги. Мне захотелось обнять его - или сбежать без оглядки... Чтобы не видеть странное выражение мамы. Это была (боюсь писать) брезгливость?..
– Мало - по понятным причинам. Но я волнуюсь о будущем Уны не меньше, чем ты. Как отец и один из владетелей Кинбралана, я даю согласие на этот брак. Однако - лишь после совершеннолетия Уны и после того дня, когда она сама сочтёт нужным".
"О боги, Дарет..." - мама явно хотела сказать, что-то ещё, но вздохнула и замолчала. Я попросила позволения уйти, и вот теперь сижу на полу, записывая всё это.
На полу - потому что на столе нет места из-за книг. А библиотеку мама заперла на ночь.
Я обдумаю всё это позже - Риарта Каннерти, и обручение, и маму с отцом. Обязательно обдумаю.
От меня, собственно говоря, не требовалось соглашаться... Не знаю, имею ли я право обижаться на них. Я ничего не знаю.
Рука уже ноет. Вкратце напишу о другом. Наконец-то очередь дошла до чердака-голубятни... Трудно поверить, но даже об этом писать приятнее, чем о предстоящей поездке в Каннеран.
Итак, вчера на чердаке я дочитывала "О причинах и следствиях" философа Лорцо Гуэррского.
Я устроилась на краешке одной из тех странных дыр в полу, положила книгу на колени... И тогда вернулась головная боль - вместе с покалыванием в кончиках пальцев. Ещё какое-то время я пыталась читать, но потом буквы стали расплываться перед глазами. Я уронила Лорцо Гуэррского (к сожалению, прямо на пятнышко птичьего помёта) и увидела...
Это была истина о том месте, где я находилась. Это была его суть - главная служба, которую оно когда-то сослужило. Я точно знаю это, хотя понятия не имею, откуда.
Я находилась там же, на чердаке западной башни - и тогда это уже был чердак, набитый всяким хламом, а не почтовая голубятня. Но доски пола сначала были целыми. Я видела, как начерченные мелом символы, круги и многоугольники покрывают весь пол. Они сплетались в лабиринт, перетекали друг в друга, как белые змеи, и светились под полной луной. Луну здесь всегда прекрасно видно - и в ту ночь серебристый свет затоплял чердак... Я видела потоки какой-то властной силы - сияющие, немыслимые; они пронизывали всё вокруг, дрожью проходили через меня. Вся башня - от фундамента до крыши - тоже дрожала из-за них.
Больше я ничего не поняла. Огни и мерцание, и сотни тоскливых голосов - будто горюющих о чём-то, зовущих издалека... Голоса доносились из зарослей с чёрными шипами. Тёрн. Я видела, как шипастые побеги тянутся снизу, пробивая пол чердака, и слышала, что как раз от них и доносятся те голоса. Щепки разлетались по меловым рисункам, и один за другим потухали огоньки свечей, расставленных по кругу... Шипы разрастались гуще и гуще, от них нельзя было спастись - казалось, что они рождены не землёй, а самой ночью, тенями, мраком.
Может быть - чьим-то личным, особым мраком.
Пряный аромат почти сбивал меня с ног; наверное, так пахнет магия. Никаких других желаний не осталось - только подчиниться ритму этой дрожи, только смотреть и смотреть на призванные кем-то шипы...
Там, под луной, в зарослях тёрна, стоял человек в чёрной одежде. Он был прекрасен - как безумный колдун, лорд Ровейн с портрета; а может, ещё прекраснее. Откуда-то я знала, что это его магия призвала сюда говорящие терновые шипы. Его магия и его боль - ох, сколько в нём было боли! Думаю, часть её просочилась в меня - потому что я закричала...
Хорошо, что в ту башню никто не заходит.
Но мне так хотелось помочь тому человеку!.. Кем он был, что за тёмное колдовство творил в нашем замке? Кто причинил ему такие страдания?
Теперь я знаю, откуда взялись те дыры в полу. Но вопросов не стало меньше.
Я очнулась рядом с фолиантом Лорцо Гуэррского. С меня ручьями тёк пот, и совершенно не было сил что-то записывать... И сейчас я вздрагиваю, как только вспоминаю об этом. На меня накатила такая слабость, что встать удалось не сразу.