Хроники Обсервера. Часть I. Город не от мира сего
Шрифт:
Он взял вещи, погасил свет и захлопнул квартиру.
Подолонь
Птица, охотящаяся на болотах, начинает тонуть, если не двигается. Ей приходится поминутно вытаскивать лапку из ила и ставить её в другое место, шагать дальше и дальше, независимо от того, поймала она что-нибудь или нет. Так же и с нами, и с нашей любовью. Нам приходится двигаться дальше, остановиться мы не можем, потому что утонем.
Милорад Павич. Хазарский словарь.
Под мерный свист рельсохода 69 за окном мелькали унылые пейзажи Соберики. Деревья, деревья, деревья. Мост. Озеро. И снова деревья.
Вокзал Подолони оказался слишком оживлённым для сравнительно небольшого города. Впрочем, это впечатление было обманчивым. Подолонь действительно застраивалась как город с населением порядка двухсот тысяч человек, на это же количество жителей была рассчитана и вся инфраструктура. Но глубинка постепенно пустела, отдалённые сёла и деревни обезлюдевали, а вся прорва народа, бросавшего свои ветшающие жилища на краю ойкумены, в поисках работы и благ цивилизации перебиралась в города покрупнее.
69
Рельсоход – скоростной монорельсовый поезд
Когда-то эти бесчисленные, ныне вымершие городки с неимоверным трудом отбирали себе землю у дикой хвойной чащи. Но газ, нефть, промыслы редкоземельных руд давно иссякли и тайга вернула себе почти всё потерянное, кроме зияющих ран угольных карьеров и парши сведенного леса у лесопилок. Вдоль границы чадили обогатительные предприятия, доедающие недра. Запустение ожидало и Подолонь, но через неё собирались пустить ветку скоростной всеевразильской магистрали. Она даже дошла сюда. И здесь претенциозный проект затих в последних судорогах: у Евразилии кончились деньги, а кхмеры охладели к идее вкладываться в проект. Пока инерция процессов, запущенных в последнем рывке развития страны, всё ещё чувствовалась здесь. Но еще через пару лет международной блокады переселенцы, а, по сути, беженцы, будут уже прямиком двигаться в Новостол, минуя Подолонь.
Чем больше росли гигантские муравейники агломераций, тем меньше правительство контролировало то, что происходит за чертой их пригородов. Фактически, евразильский флаг был на этих территориях условностью. Там правили бал гигантские чужеземные сырьевые артели, со своими частными армиями и порядками. Попасть на работу туда было практически нереально, вылететь оттуда за малейший косяк – легко. Дария знала это слишком хорошо. Больше, чем ей хотелось бы про это знать. На должности доброписчей 70 в веступраве одной из таких артелей ей удалось продержаться почти год, потом она не выдержала и ушла. Правда чтобы уйти, ей пришлось натаскивать свою сменщицу, хуже владевшую кхмерским. Но теперь кошмар закончился. Больше не придётся придумывать бравые проникновенные объяснения для работников, почему они живут всё хуже, если артель так успешна, а хозяева не людоеды. Не нужно будет куковать на задворках цивилизации, сидеть над словарями, делать неискренние репортажи из рабочих лагерей, расположенных где-нибудь на лесопилке или у рудника в сотне вёрст от ближайшего жилья. Не придётся всеми способами выжимать из героев своих сюжетов скупое счастье, гордость от работы в артели и другие эмоции, призванные поддерживать на трудовом рынке непрерывную конкуренцию за право заменить везунчиков, имеющих заработок. Можно забыть выученные кхмерские слова и покинуть пустошь, расползающуюся по Соберике после «комплексного промышленного использования природных ресурсов». Не надо больше бояться уголовников, давно разбежавшихся с каторг и всё больше норовящих установить в уцелевших посёлках свою власть. А главное, не нужно будет молиться на добрую волю местных народов не евразильского корня, которые постепенно вытесняли с этих земель и переселенцев с запада, и само государство, возвращаясь постепенно к промыслам своих далёких предков.
70
Доброписчая –
С неё довольно.
Сбережений хватит на какое-то время. В Новостоле что-то обязательно подвернётся. Можно было бы махнуть и в Древлестол, но на западе страны с уровнем жизни было ещё хуже: сырья на продажу там не было, самые пригодные для сельского хозяйства земли были отторгнуты после войны Укровией или отошли отделившейся Черкасии, которая тоже ещё не восстановилась после опустошительных конфликтов с Горным каганатом. А климат в северных, нордманских волостях, второй колыбели государственности, делал их не слишком привлекательными для переезда. Территория западнее Древлестола была интересна только туристам.
Дария сошла на станции, потолкалась на перроне, изучила расписание. Проголодавшись, нашла привокзальную корчму. Не самое подходящее место для размышлений о грядущем. Тут лучше держать ухо востро. Глаза устройств наблюдения и пара ленивых охранников взирали на окружающее так равнодушно, что не оставалось сомнений: на их помощь, в случае чего, можно не рассчитывать.
Дария сделала глоток травяного чая. Жидкость была почти безвкусной, похожей на обычную воду, только на поверхности подрагивали мелкие фрагменты каких-то растений. Повинуясь внутреннему импульсу, она вбросила в чашку две ложки сахара и быстро размешала. Плевать на диету.
Звуки, высыпающиеся из приёмника всевещания, резко стали громче. Замелькали кадры предвыборного видеосвитка.
«Разделение на колонии и метрополии давно исчезло, – произнёс хорошо узнаваемый голос. – Тогда почему мы по-прежнему отдаём ресурсы и налоги, ничего не получая взамен? Это мы содержим армию, платим пособия и кормим страну. Но нахлебникам пора самим зарабатывать. Хватит! Кормить! Древлестолье!»
Бодро вступила музыкальная перебивка, которую удачно дополнил уже другой, особо убедительный голос: «Михаэль Худоконский. Партия «Свобода Для Народов Евразилии». За снятие блокады и возвращение в СБСР». На экране, одновременно, справа налево проявилась надпись новокеноаницей: «Голосуй за СвоДНЕ 71 – справедливое будущее для Соберики».
71
СвоДНЕ – аббревиатура названия партии «Свобода Для Народов Евразилии».
Мужики за стойкой заспорили с корчмарём:
– Говорю тебе: отделимся – нормально заживём. У нас всё своё. И сырьё, и вода. Леса полно. Байкал наш!
– А хлеб из хвои печь будешь?
– Затихни! Хватит их кормить. Туда всё как в прорву. А нам назад – шиш. Одни ракеты понаставили. От пусть их и жруть.
Спор прервался на миг, пока они выпивали, и разгорелся снова.
– Не, брат. Мало того что он сидел. Так ещё и учился в Дагонпорту. Одно слово: засланец!
– И я сидел, так я, по-твоему, засланец?!
– Да я сам каторжанин. Но такого ещё не было, чтобы на самый верх такого…
– Да было, было. Когда ревнители равенства власть брали.
– Ну ты вспомнил!
Дария перестала следить за линией их разговора. Её вниманием завладели молодые люди из Горного каганата. В поисках заработка они заполонили все населенные пункты вдоль границы. Их взгляды не сулили ничего хорошего. Несмотря на то, что многие выходцы оттуда неплохо здесь зарабатывали, женский вопрос стоял для них довольно остро. К тому же, различить среди них преданных Арходрогора было решительно невозможно.
Она отодвинула в сторону чашку, накинула на плечи рюкзак и покинула корчму. До поезда было ещё несколько часов, и она чувствовала, что физически не может больше находиться на вокзале, среди всех этих толп народа, где одна половина смотрит на неё как на свежую вожделенную плоть, а другая размышляет, легко ли будет завладеть её вещами. Нет, ну в реальности, конечно, так думают далеко не все. Просто спустя час этой толчеи, суеты, пота и шума начинает казаться, что все. А попасть в суточную сводку преступлений в качестве жертвы Дарии не хотелось, совсем. И пусть Подолонь не самое идиллическое место для прогулок, но просто побродить по улицам и поглазеть по сторонам гораздо приятнее, чем сидеть на вокзале.