Хроники: пламя

Голова сильно кружится, а дыхания, казалось, и вовсе нет. Я с тяжёлой сумкой наперевес бегу, перепрыгивая через небольшие ямы. Растрёпанные чёрные волосы прилипают к мокрому лбу.

Споткнулась, упала. Резкая боль в голени волной прокатилась по всему телу. Растирая начинающую опухать ногу, я осматриваюсь по сторонам. Всё ещё тихо, позади никого. Прижав сумку

к груди, я снова побегу вперёд. Темнеет, лес становится страшнее, длинные корявые ветки путаются в волосах и выдирают их клоками. Я еле слышно вскрикиваю.

Дышать тяжелее. Нужно остановиться, но страх добавляет адреналина, и я продолжаю бежать.

Холодное декабрьское утро…

Ужасно не хочется выбираться из-под тёплого пухового одеяла, подаренного мамой после очередной поездки к тётке в Сибирь. Широко открытые шторы пускают в комнату тусклый свет. Я не люблю зиму, а в особенности декабрь. Мой нелюбимый месяц, наверное, самый нелюбимый.

В этом году зима мягкая, но точно не сегодня. Пронзающий холод, куча тёплой одежды, шапка и красный нос. Нет, это не моё.

Я лениво сползла с постели и неохотно подошла к окну. Шёл снег. Огромные хлопья мягко опускались на серый асфальт, скрывая его мрачный цвет. Зима мне нравилась всегда только одним, под белой маской можно спрятать всю серость.

Солнце не спешило подниматься, и тёмные улицы освещали только небольшие фонари. Жёлтый свет падал маленькими пятнами, и прохожие то появлялись, то снова исчезали, выныривая из густого тумана.

Мама, когда была в моём возрасте, любила туманные улицы, но после встречи с отцом отказалась от прогулок. Уже пятнадцать лет они катаются по миру в поисках артефактов, затерянных племён, попросту говоря, самых обыкновенных приключений. Вот и сейчас родители громко собираются на первом этаже в Африку, чтобы почувствовать на себе жизнь в племени Самбуру.

Я поспешила спуститься. Мама суетилась на кухне, расставляя на полки в холодильник заготовленные продукты. Я мало на неё походила. Она высокая и стройная блондинка с небесно-голубыми глазами, активная и жизнелюбивая. В молодости выступала за университетскую команду КВН, была любимицей преподавателей и однокурсников. Она часто рассказывала, как ездила в другие города с концертными программами. Мне ближе был папа. Он мог часами читать любимую книгу, плотно закрыв дверь в библиотеку. И когда я выбрала своим занятием живопись, он довольно улыбнулся и купил мой первый мольберт.

Я зашла на кухню. Мама, заметив меня, ласково улыбнулась:

– Лилечка, встала? Садись за стол, я тебе чай сделала.

Я крепко обняла родителей и села на любимое мягкое место.

– Мамуль, а я думала, вы ещё ночью уехали. Мы даже попрощались.

– Рейс перенесли, выезжаем из дома через полчаса, – папа, по обыкновению серьёзный, поцеловал меня в макушку и, нашёптывая себе под нос список важных документов, вышел из кухни.

– Он нервничает, – мама откусила пирожное, – ой, что ж я-то не одеваюсь.

Она кинула лакомство на тарелку и побежала к отцу. Через десять минут они уже стояли у двери с чемоданами. Мама, как всегда, плакала и шмыгала курносым носиком. Я крепко её обняла.

– Мамочка, ну, не плачь. Вы уже поздним вечером будете на месте. И я тебе обещаю, мы созвонимся.

– Да, я не из-за этого переживаю. Ты у меня одна тут.

– Кристин, хватит, Лильке уже двадцать

один, – папа обнял и поцеловал нас обеих, – ну, всё, девчонки, такси ждёт, нельзя опаздывать.

Я ещё раз крепко обняла родителей и проводила их за дверь. Они уезжали часто, и я научилась не плакать.

Глоток горячего зелёного чая вернул в реальность. Часы на кухне показывали половину восьмого. Тяжело вздохнув, я сползла со стула и, закинув чашку с недопитой желтовато-зеленоватой жидкостью в мойку, побежала наверх по изящной деревянной лестнице. Это копия, оригинал отец увидел где-то в Индии.

Быстро собравшись, я практически выбежала на улицу. На меня тут же накинулся ледяной поток. Он развеял распущенные длинные чёрные волосы и заставил вздрогнуть от пронзающего холода. Надвинув на голову тёплый меховой капюшон, и, как обычно, не обратив внимания на то, что под ногами, я поскользнулась и с глухим стуком грохнулась в маленький сугроб, ударившись копчиком.

– Да, что же это такое!

Подруга Лена всегда говорит, что меня пора бы уже и перевоспитать. А какой от этого будет толк? Никакого! Как не любила холод, так и не полюблю. Отряхнув куртку, я сделала вид, что ничего не случилось. Хотя уверена, дела никому и не было. В прошлый четверг на соседней улице сбили Андрея Петровича, нашего дворника. Машина скрылась, а он ещё минут десять лежал на дороге, пока его, наконец, заметили. Хорошо, ничего серьёзного. Парой синяков отделался.

Ветер стихал и снежинки, которые он закручивал, теперь плавно осыпались на голые ветки деревьев. У нас на первом этаже висит картина бабушки Жени, папиной мамы. Она много рисовала зимних пейзажей. Родители говорят, мы бы с ней подружились, если бы ни рак. Вторая бабушка погибла в аварии. Та ещё лихачка была. Мама на неё очень похожа. Дедушки тоже не дожили до моего появления. У одного инфаркт, у другого тромб оторвался. Вообще, из всех родственников, о которых мне известно, жива только тётка Оксана из Новосибирска. Но она меня ни разу не видела. Мама говорит, что она не любит путешествия и гостей. Родную сестру и то с трудом терпит. Детей у неё тоже нет. Папа в семье один был. Вот и выходит, что кроме нас, друг у друга никого и нет.

Дорога в универ занимала у меня минут сорок пешком. Можно, конечно, и на автобусе добраться, но прогулки я любила больше, чем толкание локтями. По сторонам я редко смотрела. Обычно по дороге мне встречались одни и те же люди. Баба Сара со своей тележкой, в которой она возила старого кота. Иногда мне казалось Рыжий давно покинул этот мир, такой он был неподвижный. Но как только баба Сара доставала из кармана маленький прозрачный пакетик с тоненькими кусочками докторской колбаски, Рыжий начинал шевелить усами и жалобно мяукать. Я несколько раз просила бабу Сару дать разрешение нарисовать её с котом, но она говорит, что позировать надо молодым и голым, она голой может, но кот будет стесняться.

Ещё я часто встречала профессора. Я, по правде говоря, не представляю, кем он работает, но за круглые очки, длинное пальто и большой кожаный портфель я назвала его профессором. Он хмурый. И всё время что-то шепчет себе под нос.

Я задрала голову, чтобы рассмотреть падающие снежинки и неожиданно в кого-то врезалась. Опустила глаза и встретилась сначала с дорогими чёрными туфлями, натёртыми до блеска, тёмными джинсами, наверняка старательно выглаженными, кожаной меховой курткой, под которой скрывались шикарные широкие плечи, а потом с невероятными глазами.