Хроники Реликта. Том 1
Шрифт:
Ратибор отнесся к этому сообщению равнодушно, однако то, что исследователи обнаружили по трассе Конструктора целые глыбы монополей, так называемые кластеры, заставило его поежиться. Не надо было обладать сверхвоображением, чтобы представить картину падения такого кластера на Землю. Но и это было еще не все: след Конструктора, который когда-то назвали Большим Выстрелом, «похудел» и разорвался на отдельные «капли», продолжавшие путь к Солнцу, но главное, что эти «капли» оказались «кварковыми мешками» колоссальных масс — слипшимися в астероиды кварками. Один кубический сантиметр вещества «мешков» имел такую же массу, как и вся Земля! Таким образом, навстречу
Ратибор, несколько осоловевший от обилия цифр и сотен научных сведений, заставил мозг работать избирательно, а не впитывать все подряд, и выбрал наиболее интересные и важные группы сообщений. В первую группу вошли данные о Конструкторе, дополняющие те, которые Берестов уже знал, и самым интересным было сообщение о том, что бывший Прожорливый Младенец начал исследовать людей, зондировать их психику, использовав малую толику своих возможностей.
Во вторую группу вошли рапорты оперативных дежурных, сводки по регионам и общий анализ обстановки, сообщавшийся по компьютерной сети всем руководителям ГО каждые полчаса. Выслушав лаконичное: «В Системе динамика сил — в пределах суточного прогноза», Ратибор четверть часа рассматривал выданную интелматом-координатором ГО (использовался большой киб-интеллект совета по имени Маг) пси-картину вторжения Конструктора в Солнечную систему, чувствуя, как непроизвольно напрягаются мышцы спины и холодок жути стекает из головы в желудок.
На схеме, занимавшей весь объем центрального виома — шесть на двадцать метров, — алый конус Конструктора, не уступающий по размерам части Солнечной системы внутри орбиты Меркурия, преодолел одну десятую пути до Солнца и углубился в пространство Системы примерно до середины пояса между орбитами Нептуна и Урана, продолжая двигаться дальше со скоростью около шестидесяти трех километров в секунду и распустив длинный хвост из искрящейся алмазной пыли — так на схеме обозначался кильватерный след Конструктора, «взбаламутившего» вакуум до рождения многих странных частиц, волн, энергетических вихрей, пиков и провалов…
Вокруг алого конуса метелью кружилась мигающая голубым и зеленым стая «саранчи» — исследовательский флот землян, и отдельно, кавалькадой, вернее, конвоем, строго выдерживая строй, шли параллельным курсом спейсеры погранфлота — яркие желтые звезды, выбрасывающие время от времени тонкие лучики света.
Третье облако огней между орбитами Юпитера и Марса означало строительную площадку защитных бастионов с «потрясателями вакуума», за которые Конструктору ходу не было, дальше начинались владения человека, «пригороды» цивилизации с густой сетью космических поселений, заводов, энергостанций, зон труда и отдыха.
Со стороны, издали, да еще на схеме, картина вторжения не впечатляла: подумаешь, где-то далеко, за сотни миллионов километров от Земли движется нечто напоминающее хвостатую комету или хойловское черное облако. Однако Ратибор хорошо представлял, что это такое в действительности, и ему не надо было рассказывать, какой лихорадочной деятельностью занимаются сейчас все научные и технические центры человечества, а в особенности погранслужба и особый ее отряд — отдел безопасности.
Очнувшись, бывший кобра и оператор тревожного режима переключился было на впитывание информации по еще одной интересующей его группе проблем, но успел отложить в памяти лишь известие о нападении на стройотряд, занятый монтажом одного
Он не ошибся — это сработала камера метро, пропуская в жилище хозяина.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Габриэль Грехов был одет по последней моде в строгий уникс цвета маренго: рубашка с погончиками, обтягивающая живот и свободно облегающая плечи, брюки прямого силуэта с металлическими швами и десятком плат, создающих «эффект осьминога» (казалось, что у обладателя брюк не две, а по крайней мере четыре ноги).
— Оклемался? — спокойно произнес Грехов. Впрочем, не сказал — подумал, но Берестов отлично расслышал его мысль. И не удивился этому.
— Тоже правильно, — мысленно «кивнул» Габриэль, продолжая внимательно изучать лицо гостя. — Мы теперь с тобой одного дуба желуди. Боли мучают?
— Изредка, странные, блуждающие…
— Скоро пройдут. Пошли завтракать.
Ратибор вдруг с удивлением обнаружил, что зверски хочет есть. Грехов молча проследовал на кухню, набрал программу, искоса поглядев на вошедшего следом безопасника. У того внезапно снова на миг защемило сердце: Настя была здесь, и не раз. Вспомнилась пословица, которую она любила цитировать: «Для хорошего повара годится все, кроме луны и ее отражения в воде» [90] .
90
Китайская пословица.
Грехов едва заметно улыбнулся: он понял, о чем подумал Ратибор. Сев, кивнул на второй стул: на кухне их было всего два.
— Китайцы знали толк в подобных вещах. Их кулинария — это самая настоящая алхимия, логическое умение творить неведомое из невиданного. А вот, к примеру, японская кулинария — это искусство создавать натюрморты на тарелках. Ты какую кухню предпочитаешь?
— Вкусную, — ответил Ратибор. — Как я здесь оказался?
Комбайн со звоном выдвинул из своего нутра поднос, заставленный яствами, рассчитанными на две персоны. Здесь были маринованные грибы — рыжики, вареные раки, вареники, жареная брюква, гренки и высокие бокалы с янтарным напитком — единственной вещью, которой не знал Ратибор.
— Русская кухня… — пробормотал он, глотая слюну. — Дань вежливости? Сто лет не ел раков…
— Я русский, — пожал плечами Грехов, углубляясь в трапезу. — Имя — дань дружбы отца с одним французом. А вообще-то дерево предков я помню до ста шестидесятого поколения, на три с половиной тысячи лет назад.
Ратибор поперхнулся: он дегустировал напиток.
— Ты сказал — помню? Простите… Грехов кивнул.
— У меня абсолютная память, в том числе и родовая, наследственная. Я помню все, что со мной было, вплоть до момента рождения.
— Но это же… страшно! — Ратибор во все глаза смотрел на проконсула. — Как можно жить, ничего не забывая?
Хозяин поднял на гостя мрачноватый взгляд, глаза его, почти полностью занятые зрачками, казались бездонными.
— Ты хотел добавить: и не свихнуться при этом? Я живу. Пей, пей, это клюквенный мед: в прокипяченный с водой мед добавляются клюквенный сок, гвоздика, корица и дрожжи. Смесь пьется охлажденной через два дня. Как на вкус?
— Странно… и приятно… как у Грина: улей и сад.