Хроники Реликта. Том 1
Шрифт:
— Знаете, — сказал он медленно, — мне оно тоже не нравится.
— Дело не в эмоциях… мертвое оно какое-то. На Быстрой мало надземных озер, зато все, какие есть, поросли всякой растительной мелочью. Здесь же вода чистоты необыкновенной, да и птиц не видно… и песка я у здешних озер не видел.
— Ну что же вы? — кричал им Свиридов, поднимая тучу брызг. — Вода великолепная, пресная, пить можно…
Гиро вдруг надел антиграв и сунул в руки Лабовицу видеокамеру.
— Держите. Вам не кажется, что озеро меняет цвет? Я верну вашего товарища,
Он подпрыгнул и, как пущенный из пращи камень, выписал аккуратную траекторию к ныряющей голове Свиридова в сотне метров от берега. И не успел он зависнуть в воздухе, как воды озера совершенно бесшумно встали вокруг него стеной.
Реакция у Лабовица была отменной, и он отскочил прежде, чем метнувшийся к нему голубой рукав «озера» успел его коснуться. Дважды прогремел карабин и наступила тишина.
Последнее, что увидел Лабовиц, — уплывающее в небо гигантское черное яйцо, все в складках и бороздах, похожее на увеличенный в сто тысяч раз грецкий орех.
Вызов
Ушли вниз отвесные стены ущелья. Горизонт накренился, брызнуло в глаза алым светом. Шедший впереди пинасс внезапно вильнул вбок, кувырнулся и, кружась, как осиновый лист, потянул к пикам Кинжального хребта. Вторая машина резко прыгнула вверх, избегая столкновения с «паутиной», но гигантская, сплетенная неведомыми пауками сеть испустила вдруг сноп ярких искр, достигших пинасса, снова перекосился горизонт…
Изображение в виоме смазалось, покрылось радужными пятнами. Грехов протянул руку и выключил проектор.
— Третья попытка за последние два месяца, — нарушил молчание, Шелгунов. — Погибли двое, во второй машине, — водитель-пограничник и коммуникатор; первый пинасс вели автоматы. «Паутины» до сих пор на контакт не идут, даже в экстремальных для них условиях.
— Мы же говорили со Свекольниковым! — Грехов резче, чем хотелось, убрал пульт в стену кабинета, нажал кнопку киб-секретаря и направился к порогу. — Прежде чем претворять идеи коммуникаторов в жизнь, он, как старший погранотряда, должен согласовывать их с руководством! Со своим хотя бы. Он что, хочет угробить контакт в самом начале?
— Меня в тот момент не было на Станции, — виновато проговорил Шелгунов. — Поэтому я ничего не знал об экспериментах с «паутинами». Есть какая-то порочная логика в том, что «паутины» — всего-навсего сторожевые автоматы цивилизации Тартара. Все эксперименты ученых направлены на проверку этого постулата. Отсюда и неудачи. А у тебя есть насчет всего этого свежие идеи?
Грехов задержался на пороге, покачал головой.
— Свежими идеями я, увы, тоже поделиться не могу. А Свекольникова предупреди, чтобы не шел на поводу у исследователей. Хотя за гибель людей на Тартаре первым я спрошу с тебя, а не с директора Станции. Ну и с него, конечно.
Они вышли к лифту, который вынес их под купол обзорной башни базы, возвышающейся на полторы сотни метров над дном кратера Аристарха. Голубовато-пепельное лезвие земного серпа
— Меня почему-то частенько тянет сюда, — пояснил Грехов в ответ на недоумевающий взгляд Шелгунова. — Ностальгия по прошлым временам штурма Луны.
— Мне это не дано. — В голосе Шелгунова прозвучало сожаление. — Я не поэт и не лирик, но тебя понимаю. Я передам Свекольникову твои пожелания.
Грехов протянул ему руку.
Не успели они разойтись, как под куполом башни прозвучал сигнал интеркома:
— Заместителя начальника отдела безопасности вызывает секториат. Повторяю: заместителя начальника отдела безопасности вызывает секториат Управления на тринадцать ноль-ноль.
Грехов переглянулся с Шелгуновым, добрался вместе с ним к залу таймфага и перенесся в здание секториата УАСС, располагавшееся в Брянске, на берегу Десны. Ровно в тринадцать ноль-ноль по среднесолнечному времени он вошел в кабинет руководителя пограничной службы Даль-разведки Торанца.
Кубическое помещение кабинета было погружено в полутьму, озаряемую всполохами видеоселектора. Два виома показывали пейзажи знакомых планет Солнечной системы, третий отражал чей-то кабинет. Торанц, длиннолицый, длинноносый, весь словно вытянутый в длину, тронул сенсор селектора, и последний виом погас.
— Проходите. — Он кивнул на кресла. — Выбирайте место.
Грехов коротко поздоровался с присутствующими, огляделся, заметил Пинегина и сел. Петр Пинегин был начальником отдела безопасности, то есть непосредственным руководителем Грехова, уже второй год, и ровно столько же его другом. Подружила их не работа, подружил Диего Вирт, друг Габриэля с детства, хотя Диего и не работал в Управлении. Пинегин был великодушен и деликатен, в меру требователен, ценил юмор. Фигуру его, кряжистую, плотную, можно было узнать издалека по чуть косолапой медвежьей походке. При первом знакомстве Пинегин показался Габриэлю медлительным, ленивым и даже туго соображающим, но впоследствии оказалось, что это далеко не так, хотя медлительная осторожность и входила составляющей в черты характера начальника отдела.
— Прошу внимания, — сказал Торанц, хотя в кабинете и без того было тихо. Голос его был глуховат и невыразителен, но Грехов почувствовал смутную тревогу. Вызов к начальнику погранслужбы сам по себе не означал ничего особенного, совместные совещания безопасников и пограничников были не в диковину, но в том, что, кроме Пинегина и Грехова, были вызваны все начальники отделов УАСС, крылось нечто тревожное.
Торанц повозился и выключил остальные виомы. Вспыхнул белый свет. Грехов встретился глазами с Пинегиным и они одновременно подмигнули друг другу.