Хроники Рыжей (Трилогия)
Шрифт:
– Кто я? – губы повиновались плохо, да и голоса своего, ставшего более тонким и серебристым, я определенно не узнавала.
– Как это кто? – надо мной склонился мужчина чрезвычайно неприятной наружности, мертвенно–бледный, красноглазый, щеривший в пренебрежительной ухмылке мелкие, острые зубы, более подошедшие бы какому–нибудь грызуну. – Ты что, не знаешь, как тебя зовут?
Я отрицательно помотала головой, теряясь в догадках.
– Вот видите, госпожа, – отвратительный альбинос почтительно поклонился черноволосой женщине, стоявшей напротив меня, – этого я и опасался! Под воздействием ритуала янт, болезнь моей слабоумной сестры
Я внимательно вгляделась в черноволосую, и чуть не заорала от ужаса и неожиданности. Промолчать стоило огромного усилия, ведь я мгновенно узнала демоницу Ринецею, с которой не так давно уже имела короткую и немногословную, но весьма бурную встречу в храме Нарроны. Женщина разочарованно прищелкнула языком:
– Видно не зря я всегда имела невысокое мнение об эльфийках, а о глупышке Альзире – тем паче!
Вот тут–то мое изумление и достигло своего наивысшего предела. Альзира, они сказали – Альзира? Но ведь это имя носила моя мать! Я что, каким–то удивительным образом переместилась в тело своей матери? Я выпучила глаза, стараясь подавить рвущиеся с языка вопросы и боясь случайно выдать себя каким–нибудь неосторожным словом. Хотя нет, еще сильнее, чем за саму себя, я опасалась за судьбу своей несчастной матери, по воле рока отданной во власть безжалостной врагини. Сострадание захлестывало меня. И я, увы, не удержалась:
– Мамочка, – жалостливо выдохнула я, – милая мамочка, что же они с тобой сотворили!
– Что это? – пронзительно взвизгнула Ринецея, бросаясь ко мне и сжимая мои слабые плечи своими хищными пальцами, оканчивающимися длинными острыми когтями. – Кто ты?
Наши взоры встретились. Демоница побледнела:
– Это не полоумная Альзира, – медленно, угрожающе протянула она. – Трудно поверить, что это могло произойти на самом деле, но похоже – перед нами сама Сумасшедшая принцесса собственной персоной!
– Демоны Тьмы! – не поверил альбинос.
– Да это я! – я уже не видела причин отрицать очевидное. – И боги на моей стороне!
– Боги? – иронично усмехнулась демоница. – Да что они могут сделать против меня?
– Остановить Детей холода. – Многозначительно подсказала я.
– Не верю, – небрежно отмахнулась Ринецея. – Я ожидала изречения пророчества, способного хоть немного раскрыть неопределенное будущее, а вместо этого – боги подкинули мне тебя. И какой от тебя прок, сумасшедшая девчонка?
« А правда, зачем все это?» – мелькнуло у меня в мыслях. И словно в ответ на мое недоумение, горячая, скрючивающая конечности судорога, пронзила тело, огненной струей поднимаясь откуда–то из глубины души. Меня затрясло в конвульсиях, на губах выступила пена и слова, чужие и непонятные, властно зазвучали под сводами скромной комнатушки:
Растает Тьмы холодный лед,
Напьется пламени Игла,
Власть узурпатора падет,
И вместе с ней да сгинет мгла
Покуда в мире храбрость есть,
Покуда есть живая кровь,
Все победит святая честь,
А вместе с ней придет любовь
Средь двадцати ее найди,
Негоже деве быть одной,
Ей поцелуй свой подари,
И назови тотчас женой
Уже идет нежданный дар,
Что в беззаконии зачат,
Потушит власти он пожар,
Уста злодея замолчат
Он мог бы миром завладеть,
Но предпочел – ее любить,
И эти чувства даже смерть
Уже не в силах победить…
– А–а–а, – дико заорала Ринецея, хватаясь за голову, –
Аберон выхватил из–за пояса острый кинжал и замахнулся на новоявленную сивиллу…
Эта бурная реакция внезапно оборвала неуправляемый поток моих слов. Недосказанные откровения, имевшие форму довольно мутных по смыслу и плохих по качеству стихов, бурлили у меня в груди, перерождаясь в сгусток убийственного пламени.
– Убирайся обратно в свою нору, в которую ты превратила Обитель затерянных душ! – гневно потребовала я, буквально прожигая ненавистную демоницу взглядом потемневших, наполненных ненавистью глаз, испускающих лучи непонятной энергии.
Ринецея зарычала как голодный зверь:
– Самонадеянная девчонка! Уже не в первый раз ты встаешь на моем пути и портишь все тщательно продуманные планы. Но клянусь, я отомщу, я обязательно отыграюсь если не на тебе самой, то на тех – кто тебе дорог. Ты у меня еще кровавыми слезами умоешься…
– Ну, – иронично усмехнулась я, – пока ты не очень то в этом преуспела!
Демоница хотела выкрикнуть что–то еще, но контур ее тела неожиданно утратил прежнюю четкость, задрожал, словно пламя свечи на ветру и начал сворачиваться в кокон серого дыма. Клочья мутного тумана отступали, поспешно утягиваясь в неровную дыру пространственного портала, внезапно разверзшегося посреди комнаты. Тихонько подвывали две перепуганные жрицы, еле живые от охватившего их панического ужаса.
Я перевела еще не потухший взгляд на альбиноса, которого слегка зацепило потоком бьющей из меня энергии, и отбросило в дальний угол подвала:
– А ты, дядюшка, – я мстительно цедила слова, падающие тяжело и весомо, будто капли расплавленного свинца, – если ты посмеешь хоть чем–нибудь обидеть мою досточтимую матушку, то я вернусь и тогда…
– Понял, понял, не извольте сомневаться! – излишне быстро и медово–покладисто согласился эльф–альбинос, успокаивая меня мирным жестом расслабленных ладоней. – Не беспокойтесь, обещаю беречь Альзиру как зеницу ока!
– Ну, то–то же, – хмыкнула я, уже ощущая, как водоворот ментального пламени неудержимо выдергивает меня из тела матери.
– О–хо–хо, – умирающе стонала я, бессильно распростершись на жестком коврике в пещере водопада Тысячи радуг. – О–хо–хо!
Несколько лет назад, проказливые братцы Франк и Бернар угостили меня коктейлем собственного изобретения, в состав которого входили полынная эльфийская настойка, светлое игристое вино и крепчайшая орочья водка. Оказалось довольно вкусно и «забавно», особенно на следующий день… Негодные мальчишки назвали гремучую смесь «Стань звездой». Какое там звездой! На следующее утро я не только светить, я даже примитивно отсвечивать не могла, просто валялась ветошью в тихом уголке и маялась жуткими головными болями! Так вот, нынешнее мое плачевное состояние оказалось во сто крат тяжелее и похмелья в «Королевской питейной» и неосторожной дегустации убойной бурды братьев де Брен. Я в полуобмороке лежала на жесткой подстилке, желая одного – немедленной смерти, способной избавить меня от невыносимых мучений. Конец затянувшимся постнаркотическим страданиям положил милосердный Арбиус, мельком коснувшийся прохладными кончиками пальцев моего пышущего жаром лба. Я немедленно приняла сидячее положение, недоумевая – как беспощадная боль, еще секунду назад терзавшая все мое тело, способна испариться столь мгновенно и столь бесследно.