Хроники семи королевств. Начало конца
Шрифт:
* * *
В Бухте Справедливости, которая располагалась на покатом побережье чуть южнее Савальхата, часто гостил ветер. Уставая короновать волны белыми гребнями и обгладывать скальный мох, он возвращался к большому раскидистому дереву, чьи мощные ветви гнулись под весом болтавшихся на нём мертвецов, в прошлом известных пиратов. Их свозили сюда со всех частей королевства, чтобы предать казни и сделать частью символа, призванного внушать ужас всем, кто промышлял морскими грабежами.
Вот и сегодня, сидя на лошади со связанными руками и петлёй на шее, очередной кандидат на вздёргивание ждал своей
– Оставлю себе, – наконец убрав украшение в карман кителя, Годверк покосился на преступника и злорадно добавил: – Тебе она всё равно не пригодится.
Черноволосый кудрявый флибустьер хранил молчание. Он самозабвенно вслушивался в наполнявшие округу звуки. Покачиваясь на ветру, на все лады скрипели верёвками исклёванные птицами, гнилые мертвецы; перестукиванием костей и шуршанием обрывков кожи о трагичном первенстве заявляли ветхие скелеты – все они рассказывали пойманному пирату свои истории, но очередной возглас офицера заставил усопших замолчать.
– Эй! Чего притихла, шваль морская? Страшно небось?! – лейтенант довольно усмехнулся. – Неуловимый Густаф… Попался как ребёнок и теперь сдохнешь на суше, будто крыса помойная. Хотя… ты и есть помойная крыса!
– Страшно… – с эльтаронским акцентом ответил флибустьер. – У меня аж член задёргался как гадюка. От ужаса, видимо, – он расплылся в издевательской ухмылке. – На море взять не смогли, так в порту с девки стащили… Кстати, про ребёнка… У меня вопрос тут появился: часто местные дети по борделям шляются или ты по своим выродкам судишь? Хотя подожди, не отвечай. Я уже и сам догадался: они у тебя там на хлеб зарабатывают. Плешивый папашка-то всё на выпивку спускает! – пират разразился задорным хрюкающим смехом.
– Шаромыжная свинья! – рассвирепевший офицер выхватил у солдата копьё и, размахнувшись тупым концом, со свистом обрушил древко на лицо преступника так, что тот едва не свалился с лошади, ещё туже затянув петлю на шее.
– Хряк, – выровнявшись в седле и облизав разбитые губы, поправил его Густаф.
– Какое же удовольствие – выдернуть лошадь из-под твоей задницы, – Годверк взял кобылу под уздцы, – смотреть, как ты дёргаешься в петле… – он не глядя бросил оружие копейщику.
– Даже если так… – улыбнулся флибустьер, роняя кровь на ярко-жёлтую рубаху, наполовину разодранную стражей при поимке. – Я уже чертовски знаменит и умру свободным, как ветер. Ты же навсегда останешься мелкой сошкой, отрыжкой гарнизона. Будешь на побегушках у закона, пока яйца не поседеют. А потом о тебе никто и не вспомнит.
– Ну-ну. Пиратское отребье, – сквозь зубы процедил Годверк, после чего намотал кожаный повод на ладонь. – Властью, данной мне, я приговариваю тебя…
– Лейтенант… – обратился к офицеру высокий лучник, заметивший выросшую в прибрежных волнах голову.
– Что?! – зло рявкнул Годверк и обернулся. Отследив пристальный взор солдата, он теперь и сам видел выходившего из моря человека.
Высокий воротник кроваво-багрового плаща скрывал лицо незнакомца, как и надвинутая на глаза шляпа, отличавшаяся округлой тульёй и твёрдыми прямыми полями. Далёкий от виверхэльской моды внешний вид выдавал в нём чужестранца, но отнюдь не объяснял его странного появления из воды, когда на горизонте не было ни единого
– Эй ты, – окликнул его офицер. – А ну, стой…
Человек не замедлил шага, не повернул головы – продолжал медленно отдаляться.
– Эй ты, в плаще, я к тебе обращаюсь! – повысил голос Годверк, но приказной тон не возымел никакого эффекта. – Глухим, значит, решил прикинуться… – разозлился лейтенант.
– Похоже, я пропускаю что-то интересное! – заёрзав в седле, радостно воскликнул Густаф.
– Закрой рот! Ты без двух минут покойник! – офицер отпустил поводья, сцепил руки за спиной и кивнул на чужака: – Ланс, а пусти-ка стрелу ему в ногу. Авось слух прорежется.
– Слушаюсь! – солдат сорвал с плеча лук. Остриё стрелы блеснуло сталью и, будучи готовым впиться в плоть, под дрожь тетивы устремилось к укрытым плащом ногам незнакомца.
Годверк мерзко ухмыльнулся: он одинаково ненавидел пиратов и чужеземцев, а уж когда последние становились первыми, с удовольствием вздёргивал их на «Древе Справедливости». Вот и сейчас лейтенант тешил себя мыслью, что чужак окажется ещё одним пойманным преступником, которого потопившее корабль море изрыгнуло на берег подобно дохлой рыбе. Но, увидев, как сломанная стрела отскочила в сторону, Годверк изменился в лице. Доспехи? Как тогда, чёрт побери, ему удалось доплыть до суши?! Ответа не нашлось и в глазах трёх растерявшихся солдат.
Неизвестный медленно остановился, но не обернулся, будто внезапное нападение его совсем не беспокоило. После недолгих размышлений, он вновь зашагал вперёд, к видневшейся вдали дороге.
– Ещё одну! – скомандовал разъярённый офицер, глядя, как стрелок с недоумением опускает лук. – Целься в голову!
– А-а-а! Снимите повязку! Я явно пропускаю самое веселье! – возбуждённо завопил Густаф.
Представители закона не слушали флибустьера: их внимание целиком и полностью поглотил странный человек в плаще.
С тугой тетивы сорвалась вторая стрела – преодолев три десятка метров, она угодила незнакомцу в затылок и с треском разлетелась на две части.
Выпучившие глаза солдаты, во главе с поражённым офицером, наблюдали, как чужак замедляет шаг, чтобы остановиться.
– Заговорённый… – испуганно прошептал лучник.
Замерев на солёном ветру, неизвестный так и не повернулся. Он неспешно отвёл плащ с левой стороны – на багровое плечо легла длинная серебристая трубка, глянувшая чёрным отверстием на стоявших позади людей.
До солдат долетело тихое потрескивание с нарастающим гулом, который оборвался, едва от конца трубки потянулась струйка сизого дыма.
– Какого… – фраза офицера осталась незаконченной: земля под ногами в радиусе десяти метров вздрогнула и, извергнув сквозь трещины оглушительный раскат грома, взметнулась вверх.
Густаф вдруг почувствовал, как вылетает из седла и, подчиняясь неведомой силе, переворачивается в воздухе. Он не успел понять, что произошло, но до последнего ждал, когда шею змеиным кольцом стиснет грубая петля, пока не упал наземь, разбив лоб об острый камень. Слева раздался треск ломающихся ветвей, а за ним – тяжёлый грохот упавшего дерева. Под стук земляного града, больно бьющего крупными комьями по телу, пират освободился от пут: не зря же он всё это время мучал пальцами верёвочный узел.