Хроники Средиземья
Шрифт:
— Куда скользнуло? — настороженно и резко спросил Бродяжник.
Мерри вздрогнул, приметив чужака.
— Говори! — сказал Фродо. — Это друг Гэндальфа. Потом объясню.
— Вроде бы к Тракту, — продолжал Мерри. — Я как раз и решил проследить, только не знал, за кем или за чем, свернул в проулок и дошел до последнего придорожного дома.
— Да ты храбрец, — заметил Бродяжник, не без удивления поглядев на Мерри. — Однако это было очень безрассудно.
— Ни особой храбрости, ни безрассудства от
— Я его нашел, сударь, — пояснил Ноб. — Господин Наркисс выслал меня поискать с фонарем — ну, я сначала к Западным Воротам, потом к Южным, смотрю — возле самого дома Бита Осинника, у забора, что-то неладно: вроде двое склонились над третьим, хотят его уволочь. Я: «Караул!» — и туда, подбегаю-никого, только вот господин Брендизайк лежит, будто уснул прямо на дороге. Я уж его тряс-тряс, насилу-то он оклемался и бормочет дурным шепотом: «Я, — говорит, — ровно утонул и на дне лежу», а сам подвигается. Я туда-сюда: что делать? А он вдруг как вскочит — и стрелой в «Пони», знай поспевай за ним.
— Наверно, все так и было, — сказал Мерри, — я, правда, не помню, что я там нес, хотя сон был страшнее смерти; впрочем, сна тоже не помню, и на том спасибо. Точно меня куда-то затянули.
— Едва не затянули, — уточнил Бродяжник. — В замогильный мрак. Должно быть, Всадники оставили где-то своих коней и пробрались в Пригорье Южными Воротами. От Осинника они знают все последние новости, косоглазый южанин тоже наверняка шпион. Веселая у нас будет ночка.
— А что? — спросил Мерри. — Нападут на трактир?
— Это вряд ли, — сказал Бродяжник. — Не все еще подоспели; да и не так они действуют. Им нужна глушь и темень, а большой дом, суматоха, огни, куча народу — нет, это им незачем: путь-то у нас еще долгий, время есть. Сами не нападут, но подручных у них здесь хватит — одни помогут охотно, другие от страха. Тот же Осинник, пяток южан, да и привратник Горри. Всадники в понедельник с ним поговорили на моих глазах, когда отъехали, он был белый как стена, и колени тряслись.
— Стало быть, кругом враги, — сказал Фродо. — Что делать?
— Спать здесь, по спальням не расходиться! Они уж наверняка проведали, где ваши спальни — круглые окна на север, почти вровень с землею. Останемся здесь, окна закроем ставнями, дверь запрем на все засовы. Сейчас мы с Нобом сходим принесем ваши пожитки.
Он отлучился, и Фродо наспех рассказал
— Значит, так, господа гости, — сказал Ноб, — я там взворошил ваши постели и положил в каждую по диванному валику, с вашего позволения. Еще бурое такое шерстяное покрывало подвернул — очень вышло похоже на вашу голову, господин Тор… простите, сударь, Накручинс, — прибавил он с ухмылкой.
— В темноте поначалу не отличат! — рассмеялся Пин. — Ну а когда разберутся?
— Там видно будет, — сказал Бродяжник. — Может, до утра как-нибудь продержимся.
Они составили заплечные мешки на полу, придвинули кресло к запертой двери и затворили окно. Затворял Фродо — и глянул мельком на ясные звезды. За темными склонами Пригорья ярко сиял Серп: так хоббиты называют Большую Медведицу. Он вздохнул, закрыл тяжелые внутренние ставни и задернул занавеси. Бродяжник разжег в камине большое пламя и задул свечи.
Хоббиты улеглись на полу, ногами к огню, а Бродяжник уселся в кресле у дверей. Почти не разговаривали: один Мерри приставал с расспросами.
— «Корова вдруг взвилась!» — хихикнул он, заворачиваясь в одеяло. — Ну, Фродо, ты уж если что выкинешь, так держись! Эх, меня там не было! Ничего, зато местные будут лет сто поминать твою шутку.
— Это будь уверен, — сказал Бродяжник.
Затем все примолкли, и хоббиты уснули один за другим.
Глава XI
КЛИНОК В НОЧИ
Пока они готовились ко сну в пригорянском трактире, над Забрендией стояла недобрая ночь: туман вперемешку с мраком. Глухо было в Кроличьей Балке. Толстик Боббер приоткрыл дверь и осторожно высунул нос. Весь день ему было как-то страшновато, а под вечер он даже и лечь не решился. В недвижном воздухе таилась смутная угроза. Он всмотрелся в туманную тьму и увидел, что калитка сама собой беззвучно растворилась — а потом бесшумно закрылась. Ему стало страшно, как никогда в жизни. Он, дрожа, отпрянул и отчаянным усилием стряхнул с себя тяжелое оцепенение. Потом захлопнул дверь и задвинул все засовы.
Ночь становилась все темнее. Послышался глухой перестук копыт: лугом подводили лошадей. У ворот перестук стих, и темноту продырявили три черных пятна: одно приблизилось к двери, два других стерегли углы дома. Пятна притаились, и тишь стала еще глуше; а ночи не было конца. Деревья у дома словно замерли в немом ожидании.
Но ветерок пробежал по листьям, и где-то крикнул первый петух. Жуткий предрассветный час миновал. Пятно у двери шевельнулось. В беззвездной и безлунной мгле блеснул обнаженный клинок. Мягкий, но тяжелый удар сотряс дверь.