Хроники странного королевства. Вторжение. (Дилогия)
Шрифт:
— А ты как думаешь? — вслух поинтересовался Кантор, обращаясь персонально к ней. — Когда Настя к нам наведается?
Кира гордо отвернулась, устремив немигающий взор на вожделенное хранилище еды. В разговорах с кошками есть одно существенное неудобство — они не отвечают. Но не будь рядом этой живой пушистой скотины с мудрым, все понимающим глазом, Кантор, наверное, давно рехнулся бы вторично. От тоски и одиночества. Забавно, как раз эта действительно реальная опасность, похоже, не входила в огромное количество страшных вещей, которых боялась
Кантор так и не оценил «специальный кошачий корм», купленный в лавке, да и Кира отнеслась к нему с недоверием. Поэтому для ее величества покупалась самая дешевая рыба, которую киска молотила с костями, и молоко. Пока все это добро было укрыто в недрах холодильника, кошка вела себя достойно. Но стоило холодильник открыть, как достоинство мгновенно слетало с нее, как королевское воспитание с пьяного Элмара. Учуяв запах рыбы, начинала вставать на дыбы и орать дурным голосом, а взор утрачивал всякую осмысленность и наливался священным боевым безумием, как у обожравшегося грибов гнома.
— Лопай, — вздохнул Кантор, отпуская кусок, который, как правило, до пола долететь не успевал.
Кира, громко урча, занялась ужином, а сам хозяин уныло попялился на полки холодильника и захлопнул дверцу. Есть не хотелось. Хотелось напиться. Впрочем, так было с самого первого дня, но раньше достать спиртное не было никакой возможности и проблема снималась сама собой. Сейчас же, когда Кантор в любой момент мог дойти до магазина, бороться с малодушным желанием приходилось силой воли и жестокими моральными пинками.
— Сопьешься к едреным демонам, — угрожающе поведал Кантор своему отражению в темном оконном стекле. — Превратишься в слюнявое ничтожество, вечно ноющее и готовое побираться ради восьмушки. А из пьяницы хреновый мститель, если ты вдруг забыл. Руки трясутся, в глазах муть, в памяти провалы…
Отражение, причудливо разукрашенное светящимися квадратиками окон в доме напротив, безмолвно внимало.
Кантор мрачно выругался и отвернулся от окна. Так ведь и в самом деле можно умом тронуться и не заметить, если целыми днями разговаривать то с кошкой, то с собственным отражением, то с внутренними голосами. Жаль, Саша так и не сумела внятно объяснить дорогу к дому старого маэстро. Или не захотела. Нет, наверное, все-таки не смогла. Туда надо ехать на трамвае, а потом еще идти пешком… Если номер Кантор еще в состоянии разобрать (уж несчастные десять цифр-то можно запомнить), то названия улиц на табличках — увы… Жаль, что в тот раз он был пьян и дорогу не запомнил…
Жизнерадостно пискнул дверной замок, мгновенно выдернув Кантора из мрачных размышлений и вернув к реальности. Настя все-таки нашла в себе силы навестить страшного варвара и проверить, не натворил ли чего. Смешная… Надо бы как-то разобраться с ее глупыми страхами. Поговорить ласково, успокоить… чаем напоить, что ли.
Постаравшись придать лицу максимально приветливое выражение и даже
Девушка стояла у дверей, одной рукой прижимая к себе сумку, а другой стискивая ручку небольшого черного чемоданчика, и ее в буквальном смысле слова трясло. Словно с ней приключился приступ болотной лихорадки или она простояла ночь на морозе. Тряслись руки, ходуном ходили колени, крупно вздрагивали плечи, дрожали губы на побелевшем лице, а в глазах стоял такой ужас, будто за бедняжкой гналась дюжина вампиров.
— Что случилось? — выговорил Кантор, опомнившись и подхватывая чемоданчик, который Настя вот-вот уронила бы.
Девушка несколько раз быстро моргнула и судорожно вдохнула, словно собиралась заплакать.
— Диего, можно, я… поживу здесь… немного?
Кантор растерянно поставил чемоданчик и выпрямился.
— Да можно, конечно, но что случилось?
Ему и в самом деле недоставало воображения представить, насколько ужасное нечто должно было случиться, чтобы бедная Настя, забыв свой страх перед ненормальным пришельцем, искала у него от этого самого «нечто» убежища.
— Я… я сейчас расскажу… Только… опомнюсь немного…
— Успокойся, здесь тебе ничто не грозит. — Кантор потянул руку за сумкой и все же произнес вслух единственную версию, которая пришла ему на ум: — Неужели твой этот недоумок решил, что мало получил?
Настя горестно мотнула головой:
— Нет… он не появлялся… Все еще хуже…
— Успокойся. Давай сюда куртку. Разувайся. Проходи на кухню. Сейчас выпьешь чаю, расслабишься и все мне расскажешь. Я бы предложил тебе выпить, но нету. Могу сбегать, если хочешь…
— Нет! — почти выкрикнула перепуганная девушка. — Не уходи!
— Хорошо-хорошо, никуда не уйду, только не трясись ты так.
Кантор подхватил чемоданчик и сумку и торопливо направился в комнату, пока Настя не обратила внимание на выражение его лица. Не было уверенности, что оно осталось неизменным, когда сволочные голоса вздумали высказаться.
«Ты там смотри, — мрачно съязвил второй, — а то у тебя утешение перепуганных девиц сам помнишь чем заканчивается».
«Что б ты понимал! — немедленно отозвался первый. — Как раз то, что им обоим нужно! Ты того… не зевай! Сам знаешь, лучшее лекарство от потерь — новые приобретения…»
Кантор мысленно высказал, где и в каком виде он видал подобные способы утешения, и потребовал заткнуться.
«Странно, — хором подивились оба голоса, — после хинской истории ты именно так и утешался…»
«Это был не я, — огрызнулся Кантор, — а ты. Нечего тут…»
«А меня тогда вообще не было!» — возмущенно вставил второй.
«Вы мне мешаете! Сколько раз говорить — общайтесь так, чтобы я вас не слышал! Особенно когда я с живыми людьми разговариваю! Без вас тошно, придурки!»