Хроники Тамула. Трилогия
Шрифт:
— Что нам еще надо сделать? — спросил Келтэн.
— Ничего, сэр рыцарь. Теперь их ход.
Она появилась со стороны реки, в свете дня, легко поднявшись по каменистой тропе, которая тянулась вверх по крутому склону. На ней были серое одеяние с капюшоном и простые сандалии. Черты ее лица были тамульскими, но кожа не имела золотистого цвета, присущего этой расе, и казалась не столько бледной, сколько бесцветной. В серых глазах светилась мудрость, длинные волосы были совершенно белыми, хотя на вид она казалась совсем юной девушкой.
Спархок и его друзья молча смотрели, как она поднимается
— Дальше идти не стоит, — окликнул ее Вэнион. — Что тебе нужно?
— Я — Ксанетия, — ответила женщина. Голос у нее был мягкий, негромкий, но и в нем ощущалось то гулкое эхо, которое свидетельствовало о ее принадлежности к дэльфам. — Мне назначено быть вашим залогом, лорд Вэнион.
— Ты знаешь меня?
— Мы ведаем тебя, лорд Вэнион, — так же, как и всех твоих спутников. Вы не желаете идти в Дэльфиус, ибо опасаетесь, что мы причиним вам зло. Моя жизнь послужит залогом нашего доброжелательства.
— Не слушай ее, Вэнион, — жестко проговорила Сефрения.
— Ужели ты боишься, о жрица? — спокойно спросила Ксанетия. — Богиня твоя не разделяет твоего страха. Ныне вижу я, что это твоя ненависть не дает свершиться тому, чему свершиться суждено, и посему в твои руки отдаю я свою жизнь, дабы совершила ты с нею то, что пожелаешь. Ежели должна ты предать меня смерти и тем избыть ненависть свою — что ж, так тому и быть.
Лицо Сефрении залила смертельная бледность.
— Ты знаешь, Ксанетия, что я не сделаю этого.
— Так вложи губительное оружие в чужие руки. Так сможешь ты велением казнить меня, но не запятнать рук своих кровью. Не таков ли обычай твоего племени, стирик? Ты останешься неоскверненной, и ненависть твоя будет утолена. Чистой предстанешь ты пред своей Богиней и объявишь, что невиновна, ибо винить тебя будет не в чем. Кровь моя пребудет на руках эленийцев, а эленийские души дешевы, не так ли? — Она вынула из-под плаща каменный, сверкнувший, точно драгоценность, кинжал. — Сие орудие смерти моей, Сефрения, — сказала она. — Клинок вырезан из обсидиана, а посему не загрязнишь ты руки свои и душу свою прикосновением к мерзкому железу, когда прольешь мою кровь. — Голос Ксанетии был мягок, но слова вонзались в Сефрению, точно острые стальные шипы.
— Я не стану слушать этого! — горячо воскликнула маленькая стирикская женщина. Ксанетия улыбнулась:
— О нет, Сефрения, станешь, — проговорила она все так же спокойно. — Ведомо мне твое сердце, стирик, и знаю я, что слова мои прожгли его огнем. Ты услышишь их снова и снова. В тишине ночей они придут к тебе, с каждым разом становясь все жгучей. Истинно говорю, ты станешь слушать, ибо слова мои — слова истины, и во всякий день твоей жизни отдадутся они эхом в душе твоей.
Лицо Сефрении исказилось от муки, и она, разразившись плачем, убежала в пещеру.
Когда Итайн вернулся по узкой тропинке с лужайки ко входу в пещеру, на лице его было озабоченное выражение.
— Она говорит очень убедительно, — сказал он спутникам, — и я не почувствовал
— Возможно, ей нечего скрывать, потому что она ничего не знает о замыслах своих правителей, — с сомнением заметил Бевьер. — Вполне вероятно, что она лишь пешка в их игре.
— Она сама принадлежит к правителям дэльфов, сэр Бевьер, — покачал головой Итайн. — Ее можно назвать наследной принцессой дэльфов. Она будет анарой, когда скончается анари.
— Это имя или титул? — спросил Улаф.
— Титул. Анари — или, в случае Ксанетии, анара — это светский и одновременно духовный вождь дэльфов. Нынешнего анари зовут Кедон.
— А она не врет? — спросил Телэн. — Она ведь может только притворяться наследной принцессой, чтобы мы считали ее важной персоной, а на самом деле она пастушка или чья-то служанка.
— Не думаю, — сказал Итайн. — Может быть, это прозвучит нескромно, но я уверен, что никто не сможет солгать мне, не боясь быть разоблаченным. Ксанетия говорит, что она будущая анара, и я ей верю. Такой ход вполне соответствует дипломатической практике. Заложник должен быть важной персоной. Это еще одно доказательство того, как сильно мы нужны дэльфам. Я полагаю, что Ксанетия не лжет, а если это так, она — самое ценное, что есть у дэльфов. — Он скорчил гримасу. — Это в высшей степени противоречит всему, чему меня с детства учили думать о дэльфах, но мне сдается, что на сей раз мы должны им довериться.
Спархок и Вэнион переглянулись.
— Как ты считаешь? — спросил Вэнион.
— Не думаю, что у нас есть выбор, а ты?
— Пожалуй нет. Улаф прав. Мы не можем сидеть здесь до зимы, а если тронемся с места, все равно будем ехать в Дэльфиус. То, что с нами будет Ксанетия, — в некотором роде залог честности дэльфов.
— Ты думаешь, этого достаточно?
— Придется счесть, что достаточно, Спархок. Вряд ли мы получим что-то большее.
— Келтэн! — воскликнула Сефрения. — Нет!
— Кто-то же должен это сделать, — упрямо ответил светловолосый рыцарь. — Доверие должно быть обоюдным. — Он повернулся к дэльфийке и прямо взглянул ей в лицо. — Не хочешь ли что-нибудь сказать мне прежде, чем я подсажу тебя в седло? Скажем, предостеречь?
— Ты храбр, сэр Келтэн, — ответила она.
— Такая у меня служба, — пожал он плечами. — Если я коснусь тебя, я сгнию заживо?
— Нет.
— Отлично. Ты ведь никогда прежде не ездила верхом?
— Мы не держим коней. Мы редко покидаем нашу долину, а посему не нуждаемся в них.
— Кони — славные животные. Берегись только того, чалого, на котором ездит Спархок. Он кусается. Вот этот конь привык ходить под вьюками. Он немолод и благоразумен, так что не станет попусту прыгать и вытворять разные глупости. О поводьях не беспокойся. Он привык идти следом за другими лошадьми, так что тебе не придется направлять его. Если захочешь, чтобы он прибавил шагу, — стукни его пятками по ребрам. Чтобы замедлил шаг — слегка натяни поводья, чтобы остановился — натяни их резче. Сидеть на этом вьюке будет не очень-то удобно, так что дай нам знать, если тело заноет. Мы остановимся и пройдемся пешком. Ты привыкнешь через несколько дней — если, конечно, нам придется ехать так долго.