Хроники вечной жизни. Проклятый дар
Шрифт:
Отец отправился на собрание цеха, дома была только Жанна. Она, напевая, мыла блестящие стеклышки окна и, услышав шаги, обернулась. Рене увидел ее смеющиеся глаза, вздымающуюся грудь, и в голове у него помутилось. Он шагнул к ней, а девушка, интуитивно поняв, что с ним происходит, призывно улыбнулась и прошептала нетерпеливо:
– Ну же?
Последняя преграда рухнула, и Рене как безумный накинулся на нее, повалив на пол. Он чувствовал, как волны бурной реки захлестывают его все сильнее, и не видел ничего, кроме этих смеющихся глаз, которые он целовал нетерпеливо и исступленно. Жанна искусно направляла его действия. Возбуждение
Отдышавшись, он повернул голову и посмотрел на Жанну. Ее глаза по-прежнему смеялись, но теперь в них появилось что-то еще. Рене прижал ее к себе, чувствуя, что ни к кому доселе не испытывал подобной нежности и благодарности. Он был горд собой и совершенно счастлив.
С этого дня Жанна стала приходить в комнату Рене каждую ночь. Она не только сама была умела в делах любви, но и тактично учила его искусству доставлять удовольствие даме.
Рене понимал, что, увлекшись Жанной, он обманывает Женевьеву, но не мог отказаться от этой первой в своей жизни чувственной любви. Он сам удивлялся, почему Женевьева не вызывает у него плотского желания. Вероятно, зная ее с детства, он привык видеть в ней скорее сестру, чем женщину. Он оправдывал себя тем, что позже непременно женится на ней и оставит Жанну, а пока… пока он забыл обо всем, наслаждаясь постепенно открывавшимися ему тайнами тела. Не удовлетворяясь ночными визитами Жанны, он подкарауливал ее каждую минуту, когда отец не мог их видеть. И та, подбадривая его разными заводными словечками, покорно отдавалась ему на верстаке, на полу и даже в постели его отца.
Клод догадывался об их отношениях, но возражать не решался: он никогда не видел сына таким довольным и счастливым. «Будь что будет, – решил он. – Со временем восторги улягутся, и все встанет на свои места».
Клод не ошибся: этот роман длился недолго. Через пару месяцев он стал замечать, что восторг в глазах сына поутих.
И в самом деле, все реже искал Рене уединения с Жанной, все чаще его раздражало ее бесстыдное кокетство. Она видела эти ненавистные признаки увядающей любви и из кожи вон лезла, чтобы сохранить отношения.
Как-то во время воскресной мессы Рене услышал с улицы знакомый звук трещотки. Так предупреждали о своем появлении те редкие прокаженные, которых еще не успели забрать в лепрозорий. Рене передернуло. По окончании мессы Клод, который тоже слышал трещотку, придержал сына за локоть:
– Подожди, сынок, пойдем попозже. Пусть он уйдет.
Выждав некоторое время, они вышли на улицу. Нищие, ежедневно просящие на паперти милостыню, уже разошлись. Отец и сын спокойно направились к калитке, и тут из кустов выскочил какой-то калека и, схватив Рене за руку, загнусавил:
– Подайте, добрый господин, Христа ради…
Рене взглянул на жуткие бугры и язвы на его лице и похолодел от ужаса. Проказа!
– Отец!
В панике он выдернул руку и побежал куда глаза глядят. Клод припустился за ним.
Он нашел сына дома, тот, стоя над тазом для умывания, яростно натирал руку вымоченным в масле песком.
– Успокойся, прошу тебя, – Клод похлопал его по плечу, – ничего страшного
Услышав это, Рене и в самом деле несколько успокоился, но продолжал натирать задетую нищим руку, пока не начала сочиться кровь.
Ночью Рене пришла в голову неожиданная мысль. Проказа – болезнь смертельная, и если он все-таки заразился, что будет с его бессмертием? А в то, что желание, загаданное в аббатстве Сен-Дени, исполнится и он не умрет, пока сам не захочет, Рене верил свято. Ему вдруг стало очень неуютно – ведь бессмертие совсем не означает полноценную жизнь. Господи! Неужели тогда ему на долгие века оставаться прокаженным? И его, по существующей традиции, отпоют в церкви, положат в гроб, предадут символическим похоронам, а потом на веки вечные запрут в лепрозории?! И для всех своих близких он будет словно бы мертв?! И это то, о чем он мечтал? Зачем нужна ему такая бесконечная жизнь?
Рене поймал себя на мысли, что никогда не задумывался, в какой именно форме он получит бессмертие. Будет ли к нему приходить какой-нибудь волшебник и воскрешать его хладное тело? Или он просто будет жить и стареть столетьями? Ему случалось видеть стариков лет семидесяти, а то и больше, и все они были совсем дряхлыми. Что ж тогда будет с ним лет через двести? А если он потеряет руку или ногу? А если и то и другое? Так и будет жить вечно калекой? Рене в панике заметался в кровати. Боже великий, ну почему он не загадал быть здоровым, молодым и бессмертным?!
Через год Клод почувствовал, что их с Рене усилиями уже нельзя удовлетворить постоянно возрастающий спрос на перчатки. Он нанял двоих подмастерьев, уже имевших навыки в этом деле. Они приходили рано утром и уходили под вечер, успевая за день сделать немало работы. У Рене появилось больше свободного времени.
История с Филиппом де Леруа уже не причиняла ему такой боли и потихоньку начала забываться, роман с Жанной больше не вызывал былых восторгов, и Рене стал подумывать о возвращении в ордонансную роту. Не быть же ему, в самом деле, всю жизнь перчаточником! Он поделился своими планами с отцом, и тот выразил полное одобрение.
Рене отправился к Дюпе, ставшему к тому времени капитаном. Тот помнил юношу и принял его с распростертыми объятиями. Они договорились, что по окончании лета Рене вступит в регулярную роту. Начиналась новая страница в его жизни.
В начале июля 1511 года Клод вернулся домой с цехового собрания крайне возбужденный и с порога огорошил Рене:
– Меня избрали в Городской совет от нашего цеха, представляешь?! В будущий понедельник уже пойду на собрание!
Несколько мгновений тот смотрел на отца круглыми от удивления глазами, а потом завопил:
– Как здорово, папа! Ты будешь заседать в Доме на сваях! Это великолепно! Мы выбились в люди!
– Да уж, сынок, – согласился счастливый Клод. – Городской совет – это не шутка. Теперь мы будем видными и уважаемыми людьми.
Всю ночь они провели, строя планы на будущее. Городской совет состоял из богатых горожан и управлял жизнью Парижа, согласуя свои решения с королем. Члены совета могли покупать должности, предназначенные для дворян, а вместе с ними – и право на получение дворянского звания.