Хроники времен Сервантеса
Шрифт:
— Если я сукин сын, то и ты тоже.
Потом стремительно вскочил и бросился его обнимать. Тут Сервантес узнал своего брата Родриго.
— Все, Мигель, — сказал Родриго, когда схлынула волна первой радости, — мы ведь больше не расстанемся, правда?
— Я хочу оставить военную службу и вернуться домой, — произнес Сервантес.
— Я поеду с тобой.
— Но ты ведь уже прапорщик. Ты еще можешь сделать военную карьеру.
— Еще десять лет тянуть лямку? Благодарю покорно.
— Хорошо, тогда поедем вместе.
Братья всю ночь провели в портовом кабачке и переговорили обо всем на свете. Родриго
Он бережно взял письмо из рук брата и торжественным голосом прочитал: «Солдат, доныне безвестный, но достойный всеобщего почтения благодаря своей доблести, разумности и безупречному поведению».
— Тебя ждет великое будущее, Мигель. Король даст тебе полк, — произнес он убежденно.
— Я совсем в этом не уверен, — улыбнулся его энтузиазму Мигель.
Прапорщик Родриго был похож на своего брата чертами лица, но выше его и крупнее. Он с детства относился к Мигелю с благоговением, находил несравненными его ум и подвиги и ни разу не усомнился в том, что его брат великий человек.
В сентябре 1575 года испанский галеас с красивым названием «Эль Соль» держал путь на родину, стараясь не удаляться от французских берегов, чтобы не сделаться добычей берберийских пиратов. Внезапно наперерез старому невооруженному галеасу, приспособленному для перевозки грузов, вылетела неизвестно откуда взявшаяся черная галера с красной полосой вдоль борта. На ее мачте развевалось зеленое знамя пророка. Это были алжирские корсары — бич Средиземного моря.
Капитан галеаса побледнел и перекрестился. Он сразу понял, какая грянула беда. Отчаяние овладело всеми, находившимися в тот момент на палубе обреченного судна. Тяжелый галеас значительно уступал пиратской галере в скорости, и спасения не было.
Мигель и Родриго стояли на юте и широко раскрытыми глазами смотрели, как приближается неумолимая сила, от которой нет защиты.
— Вот он, голубочек сизый, — усмехнулся Мигель. — Я ведь чувствовал, что этим кончится. Зря ты отправился со мной, Родриго. Я ведь рожден под несчастливой звездой и знаю, что неудачи будут преследовать меня до конца жизни.
— Брось, Мигель. Сам дон Хуан воздал тебе должное, — сказал Родриго, пытаясь сохранить спокойствие — но как же нам быть? Может, возьмемся за шпаги?
— А что толку? На нашем галеасе нет солдат. Что мы сможем одни, кроме как с честью погибнуть? К тому же после Лепанто какой из меня воин? Я могу сражаться разве что пером.
— Которое стоит любой шпаги.
— Возможно, брат. Я и сам думал, что Господь лишил меня левой руки для вящей славы правой. Но, кажется, я был слишком самоуверен, а Господь, как видишь, карает за это.
— Но что же делать, Мигель? Смотри, они уже совсем рядом.
— Ничего, — пожал плечами Сервантес.
Хроника девятая,
в которой рассказывается о пиратском королевстве Алжир и о том, как жилось в неволе Сервантесу и его брату Родриго.
Сервантес не раз вспоминал потом тот миг, когда на палубу их корабля ринулись пираты. Всех сразу закружил людской водоворот, и едва Мигель успел крикнуть Родриго, чтобы тот не сопротивлялся,
На Сервантеса бросились сразу несколько пиратов. Кулак врезался ему в живот — он сложился пополам и словно провалился во тьму. Сверкнула молния и пересекла глаза широкой красной полосой — это его ударили чем-то тяжелым по затылку. Рука, вцепившаяся Сервантесу в волосы, заставила его подняться. Прямо перед ним замаячило искаженное зверской гримасой лицо широкоплечего пирата в алом тюрбане. Увидев, что перед ним калека, пират презрительно сплюнул в сторону. Потом грязной волосатой лапой попытался открыть ему рот, чтобы проверить зубы. Сервантес изо всей силы пнул его ногой в промежность. Тот с воплем рухнул на палубу, но сразу вскочил и бросился на Сервантеса.
— Оставь его, — приказал гортанный голос. — Продолжай работать.
Как сквозь мутное стекло, увидел Сервантес на капитанском мостике коренастого тучного человека с круглым одутловатым лицом и с тростью в руках.
Недовольно ворча, корсар отступил. Но Сервантесу это не принесло облегчения. Сразу несколько пиратов схватили его, связали ноги и руки и как тушу оттащили в сторону, где уже находилось много людей в том же положении, что и он. Женщин здесь не было. Их держали отдельно. Тут Сервантес увидел наконец Родриго. У него тоже были связаны руки и ноги, но, в отличие от брата, его не били, и он выглядел спокойным. Родриго улыбнулся ему, и Сервантес ответил улыбкой. Разговаривать пленникам запретили.
Он вновь увидел вожака пиратов, который, заметно прихрамывая, прогуливался по палубе, вертя в руках свою трость. От его проницательности не ускользнуло и то, что пираты при приближении этого человека почтительно замолкали.
Обратил Сервантес внимание и на гребцов, попавших в плен христиан, — бедняков, за которых никто не мог заплатить выкуп. Превращенные в рабов, эти люди приковывались к веслам до конца жизни, которая, к счастью, была недолгой. Они быстро умирали от непосильного труда и болезней. Тела их выбрасывали за борт. Сервантес заметил, что у некоторых гребцов не было ушей, а у некоторых носов или одного глаза. Все они были жертвами жестокости Дали-Мами, капитана пиратского судна, грека по происхождению и бывшего христианина. Этот ренегат, став корсаром, превратился в ужас Средиземного моря. О его свирепости ходили легенды. Рассказывали, что однажды он в приступе ярости отрубил руку одному из гребцов и стал избивать ею всех подряд.
Вскоре пленников, как тюки, перетащили по сходням на разбойничий корабль и сложили на палубе. Прошел мелкий дождик. День медленно клонился к вечеру. Пробилось из-за туч и ушло к горизонту солнце. Наступила прохладная ночь, и прямо над головой замерцали крупные звезды. Корабль легко и быстро плыл на юг, держа курс на Алжир. Ни еды, ни воды им не дали. Родриго поместили где-то в другом месте. Рядом с Сервантесом лежал иезуитский священник, полушепотом читавший молитвы. «Этот в рабстве не засидится», — подумал Сервантес. Он знал, что иезуитский орден не оставляет своих людей в беде. Через пару месяцев его выкупят. На лиц духовного звания у пиратов существовали тарифы, которые обычно не нарушались.