Хроники Вторжения
Шрифт:
– Мы – Хранители Миров и удерживаем в действии мировые законы.
– Есть же жизнь после смерти! Я книжку читал!
Сеня имел в виду знаменитого доктора Моуди, над которым он в свое время от души поиздевался в одном из рассказов, который, помнится, так и назывался: «Разве это жизнь?» То есть, ну никак не верил Сеня в жизнь после смерти, а тут до смерти захотелось этой самой жизни.
– Разве вы не можете воскресить?..
– Можем, – раскатистый голос Хранителя был невозмутим.
– Воскресите, молю!.. – взмолился Сеня.
Заговорил второй Хранитель.
– Ты принадлежишь Затененным мирам. Там нет воскресения.
– Но я же читал! – не унимался Сеня. – В Библии! Умоляю!..
Хранитель повторил:
– Ты принадлежишь Затененным мирам. Таких, как ты, не воскрешают.
– А какой я? – в страхе, что вот сейчас откроется его истинное, и он не узнает сам себя, спросил Сеня.
– Ты не хочешь жизни в Просветленных мирах. Бессмертие только там. И воскресить можно только туда. Но ты туда не хочешь.
– Я хочу! Очень хочу! Пустите! Сделайте!
Сеня кричал с таким надрывом, что даже услышал свой голос как бы со стороны – словно медный колокол вдалеке гудел.
– Нет. Туда ты не хочешь, – камнепадом обрушился голос первого.
– Ты хочешь только этого, – и Сеня вдруг увидел перед мысленным взором всю свою жизнь, только не ту, что была на самом деле, а откорректированную его желаниями. И удивился себе – да, именно такую жизнь он и хотел.
– Разве это плохо? – робко спросил он.
– Мы не Судьи. Мы Хранители.
– Но в тебе есть последняя страсть. Ты ее ото всех скрываешь. Поэтому мы не знаем, куда ты сейчас уйдешь, если сменишь явление, – в смерть или за Грань миров.
– А если не менять явление?
– Тогда только смерть.
– А как там, за Гранью? – ухватился Сеня за соломинку.
Противопоставление «смерть» – «за Гранью миров» показалось ему противопоставлением смерти и жизни. Наверное, и в самом деле, есть в нашем Сене какая-то роковая страсть, она-то, наверное, и влекла его туда.
– Мы не удерживаем там миропорядок.
– Там правят Лингоны.
– А... А можно сменить явление?
– Допуск настоящий. Твое право.
– У меня рук нет!
– Достаточно твоего желания. Прощай.
Фигуры исчезли. Космос опять стал черной ночью с холодными кристаллами звезд. А потом и такой космос исчез.
Сеня очутился в пыльном сером мареве. Будто частицы копоти кружились повсюду. И какое-то безразличие овладело им. И отупение.
Он даже не испугался, когда из марева выплыла бурая шарообразная масса. И отвратительная харя уставилась на Сеню тупым, пристальным взглядом.
– Ух! – рыкнула харя. – Новый условно живой.
Сеню перевернуло: чудовище ухватило его огромной ручищей и, словно орден, поместило себе на тулово. Сеня ощутил острую боль в пояснице – будто его пригвоздили как бабочку. Он закричал, услышал свой голос – тоненький комариный писк.
Чудовище двигалось куда-то сквозь серую мглу – явно целенаправленно, – пока из сумерек не вынырнула новая харя.
– Во! Гля, условно живой, – похвасталось первое чудовище и хлопнуло ручищей прямо по Сене.
– Да-а, – завистливо прогнусавило
– Не-е, не дам, – проворчало первое. – Потом отдам. Пускай сперва поработает.
– Зачем мне потом жмурик? Дай сейчас.
– Не дам.
Чудовище поплыло прочь.
А Сеня оказался в подозрительно обычном офисе какой-то средней руки фирмы. Он сидел слева от забранного жалюзями окна, за обычным офисным столом черного пластика, в мягком вращающемся стуле, обтянутом черным же кожезаменителем. Гудел кондиционер, нагоняя в помещение теплый воздух. Напротив за таким же столом сидел еще один работник, молодой, рыжеватый блондин с энергичными чертами лица. Имени его Сеня не вспомнил, но зато хорошо знал, что тот сейчас за своим компьютером не в базе данных работает, а преспокойно режется с машиной в преферанс. Сможет даже по локальной сети перебрасывается скабрезными репликами с Полечкой, секретарем-референтом.
И знал Сени также, что он, Сеня, занимается в этом офисе – а вот как фирма называется, запамятовал, – счет-фактурами и таможенными декларациями на поступающие от зарубежных партнеров товары. То есть, вспомнил Сеня, он работает в отделе внешнеэкономических связей. «Ну, связей так связей», – тупо подумал он.
В пояснице ныло – радикулит, что ли? С утра вроде бы не ныло. Впрочем, что было утром, не припоминалось. Зима, холод. Прострелило. Сеня вспомнил, что он уже двадцать минут ждет заказанного кофе, а девочка, которую начальница отдела взяла недавно для выполнения этой нехитрой функции, почему-то не несет. Игнорирует. И вообще, все они его игнорируют. Сене стало жалко себя. Так вот всю жизнь просидишь простым клерком, на дядю проработаешь, а потом тебя на цугундер снесут. При мысли о кладбище Сене стало дурно, закружилась голова.
И в этот момент в комнату вошла начальница. Как ее зовут, Сеня тоже сейчас не помнил, но боялся ее панически. Очень уж неприятна была ее нездоровая, всячески подчеркиваемая страсть к Сене; нет, не эротическая, а какая-то... уж не гастрономическая ли? Так смотрят на сладкий яблочный пирог.
– Ну как дела, мой сладенький? – осведомилась она. – Готова сводка? Ты же такой умница, все так аккуратно делаешь.
Она наклонилась над столом, положив руку на Сенино плечо. Рука была теплая, женская, мягкая, но Сеня привычно сжался. Душа уходила в пятки, когда начальница оказывалась слишком близко. Сеня вспомнил, что сводкой он еще не занимался.
– Ну вот, так я и знала. Что же ты так, мой хороший? Я только сегодня хвалила тебя у директора. Нехорошо, – и неожиданно крепкими пальцами больно сжала Сенино плечо.
Слова застряли у Сени в горле.
– Давай решим так, – невозмутимо продолжала она, – за полчаса до окончания работы я зайду, а она будет во-от здесь красиво лежать.
Начальница мягко хлопнула ладонью по столу, повернулась и, покачивая тощими бедрами, вышла.
Сеня отер пот.
– А ты попробуй плюнуть, – подал голос сосед. – Ты же не бобик. А еще лучше – дерни ее. Я выйду, постою на дверях, а ты дерни. Ты же мужик, в конце концов.