Хронокорректоры
Шрифт:
– Значит, вы, товарищ Мамаев, не верите в революционную сознательность? – Он понимающе улыбнулся. – Я могу понять вашу тревогу. Лучшие кадры моряков Кронштадта уже отправились на разные фронты, хотя гражданская война еще не началась. Кого же мы имеем сейчас в Кронштадте? Мы имеем тех моряков, которые не слишком рвались сражаться за революцию. Мы имеем сейчас в Кронштадте разбойно-анархический элемент, который предпочитает убивать и грабить, но не сражаться за свободу трудового народа. К сожалению, мы уже вычерпали из Кронштадта лучшую часть человеческого материала, и оставшийся материал может представлять опасность для революции. Я
Энергично кивая, Роман подумал, что нарком сформулировал эти выводы не в последнюю минуту и вовсе не с его подсказки. Наверняка некоторые дальновидные прагматики из большевистской верхушки сами сообразили, какого джинна выпускают из ящика Пандоры. Бессмысленно-беспощадный бунт прольет немало крови, прежде чем образумятся опьяненные призраком свободы миллионные толпы.
– Именно так, товарищ Сталин. Совершенно точный анализ политической ситуации. Причем анархо-бандитский элемент будет убивать и грабить, прикрываясь ультрареволюционными лозунгами. А если власть проявит твердость и попытается навести дисциплину, в ответ раздастся вой: дескать, большевики предали революцию, душат свободу, а потому даешь Советы без коммунистов.
Нарком неожиданно развеселился и сказал, посмеиваясь:
– Вы интересно выражаетесь, товарищ Мамаев. Ультрареволюционный… где вы нахватались таких словечек… – Он покачивал головой, но лицо уже было серьезным. – Вдобавок изрекаете пророчества, как дельфийский оракул.
– Намекаете, что меня ждет судьба Кассандры? – Через двадцать лет никто Сталину такого сказать не посмеет, но сегодня можно было рискнуть. – Не забывайте, что сама Кассандра пострадала меньше, нежели те, кто не верил ее предсказаниям.
– Логично, хотя вы не Кассандра, к тому же нет доказательств, что ваши предсказания могут сбыться. Перейдем ко второму вашему вопросу. Кого конкретно вы предлагаете послать на помощь товарищу Крыленко?
– Я думал про вас, Дзержинского и Подвойского.
Теперь взгляд Сталина сделался ледяным. Он прищурился и собирался что-то сказать, но тут в распахнутую дверь кабинета вошел небритый мужчина средних лет в расстегнутой шинели, надетой поверх солдатского мундира. Его хрестоматийная бородка клинышком еще не успела отрасти, и Рома не сразу понял, что видит будущего председателя Чрезвычайной комиссии.
Отставая на шаг, за Железным Феликсом шел усатый парень – тоже одетый в солдатское хаки. На его поясном ремне висела деревянная кобура длинноствольного пистолета. Солдат, изображавший тень Дзержинского, был высок – заметно выше большинства современников – и горбонос.
– Здравствуй, Коба, – сказал Дзержинский.
– Здравствуй, Юзеф, – ответил Сталин, назвав гостя подпольной кличкой. – Ты как раз вовремя. Мы про тебя говорили.
– У меня был разговор поинтереснее, – без улыбки сообщил Дзержинский. – Вот это товарищ Левантов Георгий, только что прибыл с Румынского фронта. Разумные предлагает идеи. Советует нам с тобой ехать в Могилев. Опасается, как бы матросская вольница не устроила резню офицеров.
Левантов, тот самый усатый дылда в хаки, подтвердил:
– Матросы всегда первым делом начинают офицеров убивать. А там офицеров слишком много, там ударные батальоны. Покамест офицерики тихо сидят, ничего серьезного против нового строя не сделали. Но если увидят, что большевики не могут
Опешивший от подобной поддержки Роман сначала наивно решил, что помощь от солдата Левантова подоспела вовремя. Однако профессиональные подпольщики-конспираторы, привыкшие шестым чутьем распознавать провокаторов, думали совсем иначе.
– Вы знакомы? – подозрительно спросил Дзержинский, переводя взгляд с Георгия на Романа и обратно. – Заранее сговорились?
Горячие заверения, дескать, впервые видим друг друга, не слишком убедили членов Военно-революционного комитета. Непрошеных советчиков-предсказателей подвергли скоропалительному допросу. Затолкав поглубже страхи, Рома повторил свою легенду, проверка которой отняла бы немало времени. Левантов тоже оказался беспартийным сторонником большевиков, сыном обнищавшего томского чиновника, и даже показал обрывок «Сибирского листка», где говорилось, что революция освободила из тюрьмы Авдея Левантова, лишенного дворянского звания за растрату казенных денег на нужды социал-демократических преступников.
– И давно вы стали сочувствующим? – осведомился Сталин. – Тоже с девятьсот пятого года листовки распространяете?
– Листовки?.. – Георгий растерялся. – Никак нет. Меня на фронте солдат-большевик распропагандировал. Молоденький такой грузин. Лаврентий Берия зовут. Всю правду объяснил по книжкам товарища Ульянова. Я, признаться, раньше предпочитал эсеров, бомбу мечтал в царя бросить, или хотя бы в губернатора. Но теперь – баста. Только большевики знают истину, и мой путь – с партией большевиков!
Говорил он излишне пафосно, как в провинциальном театре. Тем не менее, Рома почему-то почувствовал доверие к словам солдата.
– Берия? – равнодушно переспросил Сталин. – Мингрел, наверное…
Кажется, вожди революции тоже поверили – во всяком случае, допрос прекратился. Попросив не участвующих в разговоре посетителей выйти в коридор, Сталин и Дзержинский обсудили предупреждения, пришедшие, по их словам, из глубины околопартийных слоев. Оба соглашались, что положение в армии крайне напряженное, так что любая искра может разжечь пожар гражданской войны. Согласны они были и в другом: армия ненадежна, солдаты бегут в деревню, пока там всю землю без них не поделили. Вскоре фронт останется совершенно неприкрытым, и немцы смогут задушить революцию, послав по дивизии на Питер, Минск и Киев, а там уж и до Харькова, Ярославля и Царицына близко.
– Надо с Владимиром Ильичом посоветоваться, – сказал наконец Дзержинский. – В конце концов, Подвойский со дня на день наркомвоенмором станет. Кому, как не наркому, ехать в Ставку.
Он вышел первым. Сталин задержался в кабинете, задал Роману несколько вопросов, после чего приказал найти батальонных командира и комиссара.
К озябшему под мокрым снегом батальону они вернулись впятером – Левантов был наказан за инициативу и помогал тащить мешок хлеба. Остальные волокли канистры с пшенной кашей. По словам Назара Селютина, происшествий не случилось, если не считать двоих дезертировавших и небольшой драки с участием десятка моряков. Дезертиры сбежали еще в порту, а драка произошла из-за Павлины Сапожковой и обошлась без смертоубийства. Судя по ссадине на скуле Сани-Дракуна, сцепились моряки не по-настоящему, просто со скуки.