Хрононавигаторы (сборник)
Шрифт:
Кнудсен погасил внешний мир. Только на дисплее расплывалось пятнышко — авиетка пропадала где-то вдали, в еще не возмущенном краю. Светопреставление было поставлено только в окрестностях корабля.
— Анатолий, это ужасно! Ты уверен, что экраны выдержат?
Он ответил с мрачным спокойствием:
— Какое-то время — да. Постараюсь провести контрманевр до того, как защитные экраны откажут.
Она сказала с надеждой:
— Ответим на их нападение контрударом?
Он покачал головой.
— Они держат "Гермес" на прицеле и бьют по кораблю. А по какой цели бить нам? Хочу выскользнуть в фазовое время. Но хрономоторы от неожиданной вибрации,
— Я не буду тебя отвлекать, Анатолий!
И, чтобы не попадаться ему на глаза, она села позади. Кнудсен склонился над пультом, пальцы бегали по кнопкам — как по клавишам рояля в бурном фортепианном пассаже. Она видела его спину — какая хмурая спина, какие суровые плечи! А в лакированной панели мнемосхемы отражалось его лицо. Лицо было незнакомо: старый друг, сколько раз смотрелось на него, каждая черточка, каждая морщинка — так всегда представлялось — изучены абсолютно. Внешне все такое же: те же морщинки, те же глаза, те же волосы, но все вместе — неожиданное.
Она помнила Анатолия — доброго паренька, так смешно смущавшегося, когда над его неуклюжестью подшучивали друзья; помнила мужчину, подавленного их общим великим несчастьем — гибелью ее сына и мужа; знала и знаменитого хроноконструктора, создателя первых кораблей времени спокойного, невозмутимого при осложнениях, равнодушного к своей славе, к ученым почестям... Этого, собранного и натянутого, сурового, почти жестокого — таким он глядел из панельного зеркала, — еще не знала. Таким, наверное, был древний бог Хронос — недаром он повесил в каюте образ грозного бога.
Он уловил ее взгляд в зеркале, ответил рассеянным взглядом, и тут же забыл о ней. На панели вспыхивали и погасали красные и зеленые огоньки, они вытягивались в линии, складывались в запутанные фигурки — схемы взаимодействия аппаратов. В их метании ощущался хаос, пальцы Кнудсена нажимали на кнопки — каждая красная и зеленая вспышка была ответом на приказы с пульта. Пальцы нервничали и сердились, они чего-то добивались, у них что-то не выходило. Правая рука разбрасывалась пальцами по всему пульту, левая била в одни и те же точки — как бы вызывая что-то из бездействия. И вскоре у Марии сложилась ясная картина — правая рука обеспечивала координацию, она создавала общий фон, она трудилась сосредоточенно и хладнокровно. А левая взывала: каждый палец, нажимая на свои кнопки, чего-то настойчиво требовал и раздражался, что требование не исполняется. Марию захватила живая речь левой руки, она хотела проникнуть в скрытое ее значение, но смысл оставался вне ее понимания. Мария не вынесла и сказала очень тихо:
— Не получается...
Кнудсен услышал и сердито ответил — сердился не на нее, а на разлаженные автоматы, она это поняла:
— Получится!
Он продолжал с той же быстротой и настойчивостью манипулировать с клавиатурой, и она вскоре определила, что картина вспышек меняется. Зеленые и красные огоньки складывались в правильные сочетания, стали повторяться одни и те же фигурки. Повторяющиеся фигурки, видимо, образовали схему, какой добивался Кнудсен. Его пальцы успокаивались — уже не раздраженные, просто властные, они приказывали, а не взывали. Из рук исчезало живое чувство, так поразившее Марию: они только что были самостоятельными личностями, со своими мыслями и знаниями, теперь снова стали только руками — работали, как и полагается рукам, исполнителям воли хозяина.
Кнудсен хмуро сказал:
— Выскользнули в фазу. Теперь буду определяться, где мы и когда
Она спросила:
— Опасаешься нового нападения?
— Вряд ли. У рангунов нет хронопреобразователей. Мы в другом времени и в другом месте — стало быть, недоступная цель.
Она знала, что любой отход во времени от пути в будущее или в прошлое невозможен без смены места в пространстве. Таков кардинальный закон хронистики — начатки ее она усвоила. Но тот же закон утверждал, что и малый выход в хронофазу иногда сопровождается несоразмерным броском в пространстве. Как далеко от прежнего места это их новое "где"? Не столкнутся ли они при перемещении с крупным материальным телом? Не унесло ли хронолет с Дилоны? Может быть, они снова в межзвездном пространстве? И, словно отвечая на ее молчаливые вопросы, Кнудсен сказал:
— Далеко не унесет. И автоматы следят, чтобы перемещение в пространстве было такое же незначительное, как и во времени. Снимаю оптический экран.
Стены кабины стали прозрачными. Хронолет лежал на голой скале в долинке. Вокруг высились горы.
— Мы по-прежнему на Дилоне, это главное. Сейчас выйдем и определимся. Но перед этим я должен кое-что сказать тебе. Не время для выяснения отношений, но ты сама вызвала меня на это.
— Слушаю, Анатолий.
Он глядел строго и печально.
— Ты сказала, Мария, что простила мне гибель сына, но гибели Аркадия не простишь. Я хочу, чтобы ты знала: сам себе я гибели Алексея никогда не прощал. А товарищей мы спасем, если они еще живы. И горе тем, кто будет мешать нам!
Она молча смотрела на него. Она все более убеждалась, что он иной, чем она всегда думала о нем.
2
Если это и была Дилона, то неизвестный ее уголок. Дилоны обитали на лесных равнинах, рангуны укрывались в лесистых горах. Здесь тоже вздымались горы, но один голый камень, и травинки не росло на склонах. Мария читала в отчетах астронавтов, что на всех планетах, где есть воздух, вода и тепло, трава и деревья заполняют любые закоулки. Здесь этот закон нарушался. На Дилоне было вдоволь воздуха, воды и тепла — и в этом мертвом уголке тоже; на Дилоне — не так уж далеко отсюда — шумели величественные леса, везде гнездилась жизнь.
Различие было лишь в том, что в иных местах эта жизнь на какое-то время сокрушалась хроноворотами, чтобы опять возродиться и снова быть сокрушенной. А здесь и намека не было на жизнь — существующую или погибшую: какая-то абсолютная внежизненность. Мария вытащила "индикатор жизни" — маленький приборчик, с которым не расставалась. Не то что высокоорганизованных клеток, даже бактерий не показывал индикатор.
— Ты знаешь, почему здесь так голо? — спросила Мария.
— Знаю, — ответил Кнудсен.
— Результат хроноворотов, о которых Старейшина Старейшин рассказывал Мише?
— Не думаю. Здесь не кладбище погибшей жизни, а изначальное ее отсутствие. Ничто живое здесь не возникает и сюда не добирается.
— Но почему?
— Погляди на свой наручный передатчик.
На ручном передатчике ярко светилась красная точка — индикатор опасных излучений. Кнудсен сказал, что хронолет, выскользнув по фазовому времени, попал в район интенсивного распада атомных ядер. Здесь все пронизано альфа— и гамма-лучами, здесь свирепствуют нейтронные бури природа тут казнит саму себя, так можно определить это невеселое место. И, по всему, характер этого страшного уголка сложился таким задолго до того, как на Дилоне народилась жизнь.