Хрононавигаторы

Снегов Сергей Александрович

– Ровно в меру твоих возможностей. Есть еще один человек, который думает о тебе так же, как я.

– Кто же этот человек, которого ты выставляешь против меня?

– Это ты, Анатолий.

– Ты серьезно?

– Вполне. Ибо ты уже нашел решение проблемы. Правда, пока только гипотетически, а не практически. Но от слов к делу перейти не так уж сложно.

Кнудсен начал сердиться.

– Миша, я не такой любитель парадоксов, как ты. Выпусти свои соображения вторым изданием со списком опечаток.

– Никаких опечаток! Ты говорил, что существа, оставившие тело своего представителя на Земле, не могли быть из нашего

космоса. Значит, они были из другой Вселенной. Вот ты и нашел решение проблемы.

Кнудсен медленно проговорил:

– Начинаю понимать. Они из миров с иным течением времени?

– Наконец-то снизошло! Ты стал тугодумом, Анатолий! Еще до того, как ты пустился в иновременность на опытном хронолете «Протей», меня стала мучить проблема иных вселенных – невидимые черные дыры, звезды из антивещества, схлопнувшиеся галактики… А после возвращения «Протея» стало ясно, что Вселенные с иным течением времени существуют реально. И во время раскопок в Скандинавии я уже подумывал об этом. Раз человекоподобных могущественных цивилизаций не существуют в мирах прямого времени, а они все-таки существуют, поскольку побывали на Земле, то, значит, они пришли из миров иного времени. Неотразимое рассуждение, не так ли?

Кнудсен усмехнулся.

– Уж не хочешь ли ты послать нас с Аркадием на поиски человекоподобных цивилизаций в миры с иным течением времени?

– Именно, Анатолий! Академия Наук постановила использовать новый хронолет «Гермес» для рейса в иновременные Вселенные. Таким образом, проверка моей гипотезы станет одним из пунктов вашей рейсовой программы. Будут и другие, но они вне моих интересов.

– Понятно. Теперь скажи – ты вызвал меня, чтобы получить мое согласие на рейс в иновременность?

Бах вдруг смутился.

– Не только. Хочу просить… Возьми меня в члены экипажа!..

– Да ведь ты не хронавт, Миша.

– Изучу. Сам проэкзаменуешь меня. Поблажки не попрошу.

Кнудсен пожал плечами.

– Нужно решение Академии, чтобы включить тебя в экипаж. Конечно, разрешение ты получишь. О чем еще проинформируешь нас?

– Только о том, что тебе предложат взять еще одного человека. Не я назвал эту кандидатуру, но горячо поддержал ее, хотя лично не знаю кандидата – только читал работы, знакомился с научными успехами.

– Кто же этот кандидат, которого ты не знаешь, но горячо рекомендуешь?

– Мария Вильсон-Ясуко, директор геноструктурной лаборатории на Урании. Она создала такие искусственные организмы, что поражаешься. Выдающийся геноинженер Вильсон-Ясуко, так считают в Академии Наук, будет незаменима, когда мы повстречаем новые формы жизни.

По лицу Кнудсена пробежало темное облачко.

– Не уверен, что хотел бы видеть Марию в своем экипаже. Но для удачи рейса это несущественно. Она, конечно, незаменима в своей области. Вы уже говорили с ней?

– Мы не могли вести с ней переговоры до твоего согласия.

– И вы уверены, что она бросит создание новых типов животных ради участия в экспедиции, цели которой очень далеки от ее специальности?

– Надеемся, что она посчитается с просьбой Академии Наук. Пока важно одно: нет ли у тебя возражений против ее участия?

Кнудсен ответил ровным голосом:

– У меня возражения нет.

Эта картина погасла, и сейчас же вспыхнула другая: Бах и Кнудсен вдвоем шли по улице и разговаривали…

Бах с возмущением сказал Ватуте:

– Повторяю снова:

ваш импульсатор показывает на экране далеко не самые важные события моей жизни. Против встречи с Кнудсеном и Никитиным не возражаю, она была важна, решалось – быть или не быть хроноэкспедиции в миры искривленного времени. Но ведь происходили события и не менее важные, а где они? Например, мой доклад Академии Наук о скандинавской находке, дискуссии в связи с моей гипотезой, разработка проекта экспедиции, штудирование хронистики, очень сложной науки, – я в математике не силен, а там такая математика! Совещания, заседания, встречи, вызовы, лекции!.. Ничего этого и в помине нет. А взамен вот эта прогулка в музей, которую Кун Канна восстановил на экране. Разговоры о личных взаимоотношениях…

Министр Прогнозов и Ведовства поспешно погасил экран и смиренно протелепатировал:

– При низком уровне резонанса восстанавливаются воспоминания с сильной сохранностью. Но если прикажешь, Властитель, я увеличу потенциал резонанса, и тогда оживут события, которые человек считает более важными, но которые гораздо слабей сохранились в его памяти.

– Работай при низком потенциале, – сказал Ватута. – Возобновляй только сильные воспоминания. А почему наш пленник прочней запоминал пустяки, а не важное – это его личное дело.

Бах больше не протестовал. Он удивился себе. Он всегда думал, что хорошо помнит свою личную жизнь. Он порой оглядывал пережитое как бы с большой высоты – и жизнь представала как обширная местность, неровная, пересеченная, живописная: ровные долины повседневности, высокие пики успехов, темные болота неудач, уходящий за горизонт океан непознанного… Пейзаж, называвшийся «жизнь», был ярок и впечатляющ, его можно было восстановить любым усилием памяти. Но вот пленный министр возобновляет жизнь Михаила Баха, фиксируя только сильные воспоминания – и он плохо узнает себя. Он тот же и уже не тот – пропала гармония событий. По-прежнему различима с высоты хорошо знакомая местность, но долины и реки затянуло туманом, над пеленой тумана вздымаются отдельные пики, между ними нет связи, нет переходов – картина дикая и неожиданная…

На экране Бах и Кнудсен шли по улице города.

– Заседание в Академии прошло удачно, – говорил Бах. – Все важное утвердили, против состава экипажа не возражали.

– Опасался, что тебя отведут?

– Сомнения были. А ты за своего Никитина не опасался?

– Почему я должен за него опасаться?

– Не должен, а мог. Уж очень несхожая вы пара!

– В чем ты увидел несхожесть?

– Не я один. Во-первых, внешность. Ты – огромен, хмур, лохмат, грозен; в общем – зверь из бездны, так называл похожих на тебя один старый писатель. Он – ангельский лик, кудряв, румян, нежен, женообразен до неприличия. Скажешь, внешность несущественна? Оставим внешность, присмотримся к сути. Ты – любимый ученик создателя хронистики, продолжатель гениального Чарльза Гриценко, его преемник, создатель «Протея», первого трансмирового корабля, главный конструктор трансвременного «Гермеса». Короче – сотни выдающихся научных работ, десятки первоклассных изобретений. Вот он – ты! Прославленный Анатолий Паоло Кнудсен! А он? Ни одной работой о себе не заявил – ни в теории, ни в эксперименте. Нет, не подумай, что отговариваю брать его. Твое решение – закон! Но почему он? Сотни напрашивались тебе в помощники, в стажеры, в лаборанты. Ты выбрал его.