Хронос. Ледяной поход
Шрифт:
— Да ничего особенного, Василий Фёдорович. В моё время бумажную фотографию заменила цифровая. Любой человек может сделать фотку, хоть цветную, хоть чёрно-белую, обработать, если нужно, отправить друзьям по «электронке», «вайберу», «вотсапу» или любому другому мессенджеру, распечатать. Да всё, что угодно.
— Что это? «Электронка», «вайбер», «вотсап»? — поинтересовался князь и передал письмо жене и дочери.
— Ну это… — Тоха привычно почесал голову. — Долго объяснять, Василий Фёдорович, если просто, системы мгновенной связи с любым абонентом в любой точке земного шара, где есть приёмник и передатчик. А если задействовать
— Это ещё что! — воскликнул Роман. — Дай-ка мне письмо, сестрёнка. Оно может растворяться в воздухе и собираться обратно.
Поручик дважды сложил листок и сжал в середине. Бумага замерцала, но ничего не произошло. У Тохи сжало сердце, потемнело в глазах. На лбу выступила испарина. Он откинулся на кресле потёр грудь.
— Что с вами? — всполошился князь.
Настя вскочила и тут же оказалась рядом.
— Антош, что такое?
— Не знаю, — проговорил попаданец.
Неожиданно прошло.
— Уф, отпустило.
— Может вам врача?
— Спасибо, Василий Фёдорович, не нужно.
— Ну-ка, ну-ка, — поручик как-то странно посмотрел на Тоху. — отпустило, говоришь? А так? — он снова сжал листок.
Программер вновь покрылся холодным потом. Сердце опять закололо, пульс подскочил.
Отпустило.
— Как сейчас?
— Нормально.
— Знаешь, Антон это письмо на тебя как-то действует. В Харькове Прилуцкий показал, что если надавить здесь, оно рассыпается на атомы. А если потом сделать вот так, — Роман плавно сложил пальцы щепотью, — письмо соберётся вновь.
Он вернул листок программеру.
— Теперь твоя очередь, — Тоха посмотрел на поручика.
Тот кивнул и рассказал, как у него получилось что-то вроде раздвоения личности. Когда после боя с уланами Вильгельма они уходили в тыл, то заночевали в лесу. Тоха рассказывал казакам о своём появлении в этом мире. С другой стороны возникало смутное ощущение, что поручик в лесу со своими казаками и примкнувшими кубанцами. К ним присоединился Прилуцкий, представившись сначала капитаном контрразведки одиннадцатого корпуса, а потом — капитаном Хронослужбы Русской Конфедерации.
Роман помнит, как писал письмо отцу, и в то же время, получал письмо от Прилуцкого для Тохи.
— Мы получили твоё письмо, — подтвердил князь.
— И вот я привёз это письмо, — Роман указал на лежащий на голубой скатерти сложенный листок. — В Харькове эти обе реальности как бы соединились в одну. Я точно помню и знаю, что сидел в лесу с тобой, и ты рассказывал свою историю казакам. Потом в Харькове я лично посадил тебя на поезд до Петрограда. И помню, как в том же лесу, в это же время общался с Прилуцким, и в Харькове зачем-то заглянул в ресторацию, потом подошёл к Петроградскому поезду, и вот там второй раз столкнулся с Прилуцким. Он мне кое-что рассказал про эту… м-м… хронофизику, но это сейчас не столь важно. Если Прилуцкий завтра приедет, то расскажет сам, если будет интересно. И, как ты уже сказал, Антон, тебе незачем прогуливаться по Литейному.
Тоха промолчал. Присутствующие, кроме Романа, в лёгком шоке.
— Да, — наконец, проговорил князь, — всё это весьма… необычно. Я бы, пожалуй, вам не поверил, но… вот это письмо… — он покачал головой. — Надо же, из будущего…
— Кстати, о будущем, — вскинулся Тоха, — Василий Фёдорович, Надежда Сергеевна, я уже говорил Роману, уезжайте из России! Во Францию,
Князь поднялся с кресла, подошёл к занавешенному окну, отбрасывая причудливую тень от света керосиновой лампы. Отодвинув штору, посмотрел на улицу.
— Вы правы, Антон Дмитриевич, — не оборачиваясь, начал Василий Фёдорович. — Идеи у них, конечно, красивые. Земля — крестьянам, фабрики — рабочим, власть — Советам. Лозунги заманчивые. Я всегда настороженно относился к людям, которые предлагают красивые идеи. Как правило, это — мошенники, и чем краше, заманчивее для обывателя идея, тем больше людей за ними идёт. А потом горько сожалеют об этом. Знаете, — он обернулся, — приход к власти большевиков логичен и неизбежен.
— Как так? — изумился Роман. — Пап, ты о чём говоришь?
Князь вернулся в кресло. Налил уже остывший чай.
— У меня остались связи в Генеральном штабе. Один мой знакомый сказал, что в конце прошлого года группа офицеров разведки и контрразведки, пришли к государю с докладом. Среди прочего они сообщили, что война с Германией практически выиграна, но впереди ещё одна. Нужно срочно начать национализацию всей оружейной промышленности. И знаете, что ответил наш Государь? — Василий Фёдорович обвёл всех взглядом. — Он ответил: «Мне это не интересно». Каково, а! — князь чуть повысил голос. — Самодержец всея Руси отвечает, ему это неинтересно. Всего-то! Подумаешь мелочь! Оружейная промышленность! Многие из нас не могут понять до сих пор, как… Как Николай Александрович позволил втянуть себя в войну на стороне нашего давнего врага — Британии — против Германии, с которой у нас гораздо больше общего, чем с англосаксами, — князь немного помолчал. — Кому мы будем нужны в этой Британии или Америке, или в той же Франции? Благодарю за заботу, Антон Дмитриевич, но думаю, правильнее будет остаться здесь, в России.
Тоха лишь вздохнул и с грустью подумал: «Что ж, я сделал, что мог. Ну почему они все такие упёртые?!».
Чуть позже
Тоха закрыл дверь на ключ. Поздно, спать пора. Только сна ни в одном глазу.
Он подошёл к столу и поставил на него керосиновую лампу. Чуть отодвинул штору и глянул в окно. Темень.
Скинул эмпээсовский китель и, подойдя к шкафу, открыл чуть скрипнувшую дверцу. Достал «плечики», небрежно набросил на них китель и повесил внутрь.
В дверь тихо стукнули. Раз. Другой.
«Кто б это мог быть?» — удивился Тоха, закрывая шкаф. Шагнул к двери и, повернув ключ, потянул ручку на себя.
На пороге стоит Настя. В том же платье, что была за ужином. Причёску княжна расплела, и каштановые волосы волнами спадают на грудь и за спину.
— Можно?
Голос тихий.
— Настюш, поздно уже.
— Я ненадолго. Мне нужно с тобой поговорить.
— Заходи.
Княжна впорхнула внутрь, программер притворил дверь. Девушка подошла к застеленной кровати и присела на покрывало. Тохе ужасно захотелось сесть рядом, но мало ли. Вдруг войдёт кто.