Хрупкая душа
Шрифт:
Воспоминания о том поцелуе в здании суда выросли между нами, словно неприступная стена. Мы оба попятились.
— Нам надо поговорить, Шон, — сказала Пайпер.
— Я же тебе сказал: забудь о…
— Это никак не связано с тем, что случилось сегодня. Это насчет твоей дочери. Мне кажется, у нее булимия.
— Нет, у нее ОП.
— У тебя есть еще одна дочь, Шон. Я имею в виду Амелию.
Мы беседовали у открытой двери и оба дрожали от холода.
Я пропустил Пайпер в дом, она смущенно
— С Амелией всё в порядке, — сказал я.
— Булимия — это расстройство питания. Само собой, люди, которые им страдают, предпочитают его скрывать. Эмма слышала, как ее рвет поздно ночью. А Роб заметил на осмотре, что на краях зубов у нее стерлась эмаль. Такое бывает, если человека часто тошнит… Слушай, можешь меня ненавидеть, но, учитывая последние события, я не хочу упускать шанс спасти ей жизнь.
Я покосился на лестницу. Амелия принимала душ. Якобы. Она не захотела идти в вашу общую ванную, пошла в ту, что в нашей спальне. Хотя я и отмыл все следы происшествия, Амелия сказала, что ей все равно страшно.
Как полицейский я должен был порой нащупывать границу между личной жизнью и отцовскими обязанностями. Я достаточно насмотрелся на чистеньких детишек, которых потом ловили за хранение наркотиков, воровство и вандализм. Я знал, что люди обманывают наши ожидания, особенно если этим людям от тринадцати до восемнадцати лет. Тайком от Шарлотты я иногда рылся в шкафчиках Амелии, чтобы проверить, ничего ли она не прячет. И ничего не находил. С другой стороны, я-то искал наркотики или алкоголь, а не признаки расстройства питания… Я даже не знал, какие у него могут быть признаки.
— Она не кожа да кости, — сказал я. — Эмма, наверное, что-то напутала.
— Булимички не морят себя голодом, они наедаются до отвала, а потом прочищают себе желудок. Вес может не меняться. И еще кое-что, Шон… Эмма однажды видела, как Амелия режет себе руки в школьном туалете.
— Режет руки? — повторил я.
— Лезвием, что ли…
И тут я всё понял.
— Просто поговори с ней, Шон.
— И что я ей скажу? — спросил я, но она уже исчезла в дверях.
Я слышал, как по трубам шумит вода. По тем самым трубам, которые пришлось чинить четыре раза за последний год, а они всё протекали. Сантехник говорил, что это из-за кислоты, а мы не понимали, откуда она там берется.
Рвота — очень кислотная субстанция.
Я поднялся в вашу спальню; Если Амелия страдала булимией, то почему мы не замечали пропажи продуктов? Я присел за письменный стол и прошелся по выдвижным ящикам, но обнаружил лишь фантики от жвачек и старые контрольные. Училась Амелия на «отлично». Как мог ребенок, который так старается и добивается таких успехов, свернуть на неверную дорожку?
Нижний ящик не открывался. Я снял его с металлических
Рваные обертки от конфет, целлофан с хлебных буханок, пачки из-под печенья и крекеров. Они рассыпались у моих ног, как стайка искусственных бабочек. Ближе к изголовью я нашел атласные лифчики с ценниками (ей они явно были еще великоваты), косметику и украшения, все еще припаянные к магазинным пластинкам.
Я сел на пол, окруженный уликами, которых не хотел замечать.
Амелия
Промокшая до нитки, я обернулась полотенцем и хотела только одного: поскорее надеть пижаму лечь спать и забыть о том, что сегодня случилось. Но на полу в моей комнате сидел папа.
— Может, выйдешь? Я, вообще-то, голая…
Он обернулся на мой голос, и только тогда я заметила, что разбросано прямо перед ним.
— Что это такое? — спросил он.
— Ну да, я свинья из свиней. Потом уберу…
— Ты всё это украла?
Он поднял полную горсть косметики и украшений. Я бы лучше умерла, чем накрасилась этой косметикой, а такие сережки и ожерелья носят только старухи. Но когда я клала их в карман, то чувствовала себя настоящим супергероем.
— Нет, — сказала я, глядя ему в глаза.
— А для кого эти лифчики? Тридцать шестого размера.
— Для подруги, — ответила я и тут же поняла, что облажалась: папа-то знал, что никаких подруг у меня нет.
— Я знаю, чем ты занимаешься, — сказал он, неуклюже поднимаясь.
— Ну, тогда просвети и меня. Потому что я, если честно, не понимаю, зачем ты устраиваешь мне допрос, когда я вся мокрая и замерзла как собака…
— Тебя рвало перед тем, как ты пошла в душ?
Щеки у меня вспыхнули. Это же идеальное время, шум воды заглушает спазмы… Я уже овладела этой наукой. Но я лишь выдавила из себя смешок.
— Ага. Я всегда блюю перед душем. Именно поэтому я ношу одиннадцатый размер, когда все одноклассницы ходят в нул…
Он сделал шаг вперед, и я потуже обмоталась полотенцем.
— Хватит врать, — сказал он. — Просто… хватит.
Папа потянул меня к себе. Я подумала, что он хочет сорвать полотенце, но это было бы еще полбеды: на самом деле он хотел взглянуть на мои предплечья и бедра, на которых серели лесенки шрамов.