Хрупкая душа
Шрифт:
Вы обе заметили меня.
— Мама, смотри, кто нас сегодня разбудил! — восторженно сказала ты.
— По-моему, твой пингвин-осел перевернут вверх тормашками, Уиллс, — сказал Шон. Он улыбался, но веселья в его глазах не было. — Я подумал, что тебе не помешает отоспаться.
Я кивнула и потуже затянула халат. «Я как оригами, — подумала я. — Могу складываться пополам множество раз, пока не стану кем-то другим».
— Спасибо.
— Папочка! — закричала ты. — Блинчик горит!
Ну,
— Черт! — рявкнул Шон и кинулся соскребать черные остатки со сковороды.
— А я уж подумала, что ты научился готовить.
Шон на миг оторвался от мусорного ведра.
— Отчаяние и полуфабрикаты творят с мужчинами чудеса, — признал он. — У меня сегодня выходной, вот, думаю, и побуду с девчонками. Опять же, доделаю рампу для Уиллоу.
Тогда я поняла, что это его первые шаги на поприще общей опеки, общего хозяйства и раздельного брака.
— Ясно, — сказала я с нарочитой невозмутимостью в голосе, — тогда я, пожалуй, займусь своими делами.
— Развейся, — предложил он. — Сходи в кино или в гости.
В гости? У меня не осталось друзей.
— Хорошо, — натянуто улыбнулась я. — Отличная идея!
Между «тебя выгнали из дома» и «тебе дали понять, что ты лишняя» пролегает очень тонкая грань, осознала я час спустя, заводя машину. Однако в моем положении это было, считай, одно и то же. Я поехала на заправку, залила полный бак и… ну что мне оставалось… принялась бессмысленно нарезать круги. С тех пор как ты родилась, я либо была с тобой, либо ждала, что мне позвонят и сообщат об очередном переломе. Эта свобода меня тяготила. Я не чувствовала облегчения, лишь тревогу — тревогу корабля, сорвавшегося с якоря.
Не отдавая себе отчета, я подъехала к офису Марин. Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Взяв сумочку, я зашла в здание и поднялась на лифте. Секретарша Брайони говорила по телефону, но жестом велела мне проходить.
Я постучала в дверь Марин.
— Здравствуйте, — сказала я, заглянув внутрь.
Она подняла глаза.
— Шарлотта! Входите же. — Я села в кожаное кресло, а она встала напротив меня, опершись на письменный стол. — Вы встречались с Саттон?
— Да, это… это очень тяжело.
— Понимаю.
— Шон сейчас дома, — ни с того ни с сего брякнула я. — Мы хотим составить график, чтобы оба имели возможность видеться с девочками.
— Поступок двух взрослых людей.
Я посмотрела прямо на нее.
— Как так получается, что я сильнее скучаю по нему, когда он в двух шагах от меня, чем когда он живет отдельно?
— Вы не по нему скучаете. Вы скучаете по тому человеку, каким она могла бы быть.
— Он, — поправила я, и Марин смущенно моргнула.
— Конечно. Он мог бы быть.
Я не сразу решилась продолжить.
— Я понимаю, что у вас работа и все такое, но… Не откажетесь выпить со мной кофе? Можем
— Это и есть совещание с клиентом, Шарлотта, — холодно напомнила Марин. — Я не ваша подруга, я ваш адвокат. И даже в этом качестве мне, если честно, приходится сдерживать личные чувства.
Я залилась румянцем.
— Но почему? Что я вам сделала?
— Ничего, — ответила Марин. Ей явно было неловко обсуждать это со мной. — Просто ваше дело… Я, признаться, не сторонница таких методов.
Мой адвокат считала, что я не должна подавать иск об «ошибочном рождении»?
Марин привстала.
— Я не хочу сказать, что у вас мало шансов на победу, — пояснила она, словно прочтя мои мысли. — Я лишь хочу сказать, что в моральном плане… с мировоззренческой позиции… Короче говоря, я примерно понимаю, чем руководствовался ваш муж.
Я была ошарашена.
— Поверить не могу, что мне приходится спорить с собственным адвокатом о вопросах справедливости и личной ответственности! — воскликнула я, хватая свою сумочку. — Пожалуй, я воспользуюсь услугами другой фирмы.
Марин окликнула меня уже на полпути к лифту. Она, скрестив руки на груди, застыла в дверном проеме.
— Я сейчас ищу свою биологическую мать, — сказала она. — И поэтому мои симпатии не на вашей стороне. Поэтому я не хочу пить с вами кофе, ночевать у вас и делать вам прически. Если бы в мире действовали ваши правила, Шарлотта, если бы от детей можно было запросто избавляться, когда они не устраивают матерей, у вас вообщене было бы адвоката.
— Я люблю Уиллоу, — сглотнув комок, ответила я. — Я хочу, чтобы было как лучше. И вы меня за это осуждаете?
— Да, — признала Марин. — И свою мать, которая хотела как лучше для меня, я тоже осуждаю.
Когда она скрылась в кабинете, я еще несколько минут стояла, ища поддержки у стен. Проблема этого иска заключалась в том, что он находился не в вакууме. Если рассматривать его теоретически, вы бы подумали: «А что? Логично». Но мы мыслим не в стерильных условиях. Когда вы читали обо мне в газете, когда смотрели видео «Один день из жизни Уиллоу», вы привлекали к оценке свои понятия, свои убеждения, свой опыт.
Именно поэтому Марин приходилось обуздывать гнев, когда она занималась моим делом.
Именно поэтому Шон остался глух к моим аргументам.
И именно поэтому я боялась, что однажды, вспоминая эти события, ты будешь меня ненавидеть.
Моей игровой площадкой стал супермаркет «Уолмарт».
Я бродила между рядами, примеряя шляпы и туфли, глядя на себя в зеркало, вкладывая одну пластмассовую корзинку в другую. Я крутила педали на велотренажерах, жала кнопки на говорящих куклах и слушала отрывки песен на дисках. Позволить себе я ничего не могла, но могла рассматривать товары часами.