Хрупкая прочная связь
Шрифт:
— В этом и заключается его работа.
С этим никто не мог поспорить.
КОГДА МЫ ВЕРНУЛИСЬ домой, я хотел поговорить с Яном, но он заставил меня подняться наверх и принять душ, а сам принялся готовить что-нибудь поесть. Поскольку Ян наконец заговорил со мной, хотя ограничивалось это исключительно отдаваемыми приказами, я не стал спорить, а просто сделал то, что мне было сказано.
Это оказалось трудно — ни капли воды на гипс, ни капли воды на новые раны, где пули задели меня, однако мне удалось вымыть все остальные части
Все пережили этот суматошный день, даже капкейки. И когда я спустился вниз во фланелевых пижамных штанах и футболке, то удивился, увидев, что они валяются на тостере, пока Ян жарит стейки.
— А почему капкейки притесняют?
Ян взглянул на меня, нахмурился и вернулся к приготовлению ужина.
— Эй? — позвал я, подходя к стойке и беря контейнер. Все четыре кекса были великолепно покрыты глазурью, и я не мог дождаться, чтобы их попробовать.
— Аруна, как всегда, в восторге от того, что Цыпа останется у них на ночь, — пробормотал Ян.
Я пожал плечами, снимая обертку с одного капкейка.
— Она любит его, как и все остальные. Ничего особенного.
— Да, и я тут подумал, что мне правда нужно решить, что для него лучше.
— Угу, — рассеянно протянул я, потому что десерт был самой важной вещью для меня в тот момент. Я заслужил его после такого дня.
— Я имею в виду, это должно быть честно по отношению к нему, а не только тем, чего хочу я.
— Конечно, — ответил я, слизывая немного глазури.
— Не хочу быть эгоистом.
— Да нет, ты… подожди, что? — спросил я, теряясь в догадках, почему мы говорим о собаке.
— Для Цыпы.
— Да нет, я понял, что мы говорим о Цыпе. Я просто не понимаю, почему мы говорим о Цыпе.
— Потому что я должен думать о том, что лучше для него. Разве ты не слушал? — спросил Ян, повернув голову лишь на мгновение, чтобы пристально глянуть на меня, прежде чем снова вернуться к готовке.
— Вообще-то нет, но Ян, да ладно тебе. Ты для него лучше всех, — сказал я, положив капкейк на стойку, понимая, что он действительно решает, как поступить с собакой.
— Как ты можешь так говорить? — спросил он не взглянув на меня, вместо этого продолжая смотреть на стейки. Я любил «с кровью», так что один из стейков скоро будет готов. И хотя мне было приятно, что Ян внимательно относится к моей еде, я предпочел бы, чтобы он полностью сосредоточился на мне. — Они берут его с собой в походы, у них огромный задний двор, где он может побегать, он присматривает за ребенком, он любит Лиама и Аруну, и…
— Ян… — Почему он нес эту чушь, я понятия не имел.
— Я знаю, что он
— Ян.
— Он заслуживает того, чтобы его любил самый лучший человек, и может быть, это не я, а я должен…
— Пожалуйста, перестань.
Он замолчал.
И тут до меня дошло, что у моего мальчика началась паническая атака, а я даже не заметил этого. Конечно, у меня была весомая причина и все такое, но все же. Сейчас ему требовалось все мое внимание.
— Ян, дорогой, возможно, ты имеешь в виду вовсе не собаку?
— Да ладно тебе, Миро, брось, — огрызнулся он.
Боже, разве это не очевидно?
В нынешнем сценарии я был собакой, а Ян решал, какой дом для меня лучше. Это было до смешного прозрачно, и что забавно, более подходящего времени не придумаешь. Я вернул свою жизнь в привычное русло, Ян тоже. Поэтому сейчас самое время переосмыслить, что будет лучше для меня. Если бы я был сильнее, то немедленно швырнул его на диван. Но при данном раскладе пришлось довольствоваться логикой и быть беззаботным, что включало в себя поедание капкейка.
— Думаю, это ты, — произнес я, снова принимаясь за десерт.
— Что?
— Думаю, ты — самое лучшее, что есть у Цыпы.
— Да с чего это? — почти выкрикнул Ян. И тогда я услышал, как от страха у него перехватило дыхание, увидел, как напряжены его плечи и как крепко он сжимает лопатку.
— Потому что, — начал я, откусывая кусочек, испачкав нос глазурью, — Цыпе нравится проводить время с Аруной и ее семьей потому, что он знает, что вернется домой к тебе.
— Нет, я…
— Ну сам подумай, — настаивал я, слизывая глазурь. — Ты бегаешь с ним каждый вечер, когда бываешь дома. Ты берешь его с собой повсюду, он спит у тебя в ногах, и он будет защищать тебя даже ценой своей жизни. Может, он и ведет себя как старый милый пес, когда проводит время с Аруной и ее семьей, только потому что знает, что не живет там. Он живет здесь.
— Но разве это справедливо по отношению к нему?
— Ты когда-нибудь замечал, как он счастлив, когда ты его забираешь?
— Конечно, он же собака. Собаки радуются, когда видят тебя.
— Да, но только с тобой он ведет себя как настоящий засранец, — заключил я. — Ему многие нравятся: я, Аруна, Лиам… Но ты единственный, кого он любит.
Ян фыркнул от смеха, прежде чем повернулся и посмотрел на меня.
— Думаешь, моя собака… Что ты делаешь?
Я не мог ответить. У меня был полный рот дессерта. Я и впрямь радовался, что купил большие капкейки.
— Почему ты ешь это прямо сейчас?
Я проглотил немного, чтобы заговорить.
— Ну, я и до этого ел.
— Серьезно? — И этим все было сказано: он настолько погрузился в свои мысли, что не замечал меня, даже когда смотрел в упор.
Улыбнувшись так, чтобы он мог видеть, насколько полон мой рот, я вернулся к жеванию, радуясь, что веду себя как придурок, выводя его из паршивого настроения. Мне нужен был горячий, сексуальный Ян, которым он был до этого, а не замкнутый и мрачный парень, обеспокоенный тем, что он недостаточно хорош для меня.