Хрупкая вечность
Шрифт:
– Нет. – Это был не ответ, а королевский приказ.
– Почему? – Сердце Эйслинн тяжело забилось. – Он хочет остаться со мной… а я хочу…
– Дония тоже думала, что хочет навсегда остаться со мной. И Рика. И Лайсли… и Натали… и… - Он обвел рукой комнату, где, кроме них, не было никого. – И где они все?
– Это не одно и то же. Сет другой.
– Ты хочешь, чтобы он стал как Летние девушки? Хочешь увидеть, как он умрет, если оставит тебя? – Кинан выглядел злым. – Ты только престала злиться на меня за то, что я изменил тебя, как и многие-многие другие, кого мне тоже пришлось изменить. Не продолжай.
–
– Нет, Эш. Он думает, что хочет, но, подвергнувшись изменению, он станет твоим рабом, твоей вещью. Этого он бы не хотел. И ты тоже. Я верил, что Летние Девушки желали остаться со мной навсегда. Многие из них тоже в это верили. Зимние Девушки верили в это настолько, чтобы страдать за мои ошибки. Пусть все остается как есть. Фейри не может предложить смертному того, что ему действительно нужно, а проклясть возлюбленного… - В этот момент Летний Король казался гораздо старше Эйслинн. – Это нельзя назвать проклятием, потому что это прекрасно, Эйслинн. Если любишь Сета, ты будешь ценить его, пока он есть в твоей жизни, а затем отпустишь его. Если бы был другой выбор…
Эйслинн встала.
– Выходит, ты ждал этого все время? Чтобы он ушел вскоре после того, как я изменюсь. Ты знал, что я буду испытывать к тебе эти чувства.
– Смертным не дано любить фейри.
– Так согласиться на мои условия была не так уж сложно, верно? Мы с Сетом расстанемся, и ты… ты просто… Нет.
Кинан смотрел на нее, а Эйслинн мысленно вернулась к словам Денни об опыте и возрасте и признала, что Денни прав. Если Кинан не смягчится, что ей с того? Он провел большую часть своей девятисотлетней жизни, соблазняя одну девушку за другой. Все они погибали.
И ни одна из них не стала его королевой.
Во взгляде Кинана читалась печаль, но слова его мягче не стали:
– Лучше любить кого-то и знать, что он счастлив, чем уничтожить любимого. Проклясть любимого человека – это не доброта, Эйслинн. Я сожалел об этом каждый раз.
– Мы с Сетом другие. То, что Дония отталкивает тебя, не значит, что у нас не получится. У тебя еще тоже может получиться. Ты можешь все уладить.
– Я бы хотел, чтобы ты оказалась права – или приняла меня таким, какой я есть. Почему ты считаешь, что Дон отталкивает меня, Эш? Почему ты думаешь, что Сет хочет быть проклят? Они видят то, что ты отказываешься признавать. Ты и я – это неизбежность. – Кинан грустно улыбнулся. – Я не ошибаюсь и не стану помогать тебе совершить такую ошибку.
Эйслинн выбежала прочь из комнаты.
И совсем как в те времена, когда она была смертной, ей нужна была помощь фейри, возлюбленной Кинана. То, что Дония прощала ему любую ошибку, убедило Кинана, что любовь может все исправить. Возможно, это поможет и ей, Эйслинн. Если совсем повезет, если у него будет любовь Донии, Кинан перестанет преследовать ее. Они должны быть вместе.
Все будет хорошо, если Дония примет его обратно.
Эйслинн смутно помнила, как добралась до резиденции Зимней Королевы. До тех пор, пока она не оказалась на тихой улице в пригороде, она и не осознавала, сколько страхов терзают ее: не только из-за того, что случится, если Дония навсегда отвергнет Кинана, но и
Зимние фейри бесшумно двигались по заросшему терновником саду; заледенелые деревья и освещенные солнцем кусты отличали двор от зеленых садиков по соседству. Пока Эйслинн шла по улице, она заметила собак, лениво развалившихся на крыльце, девочку, загорающую в свое удовольствие, и больше цветов, чем ей приходилось видеть в своей жизни. Гибель Бейры и освобождение Кинана принесли в мир баланс, позволивший жизни процветать. Но в этом саду мороз никогда не ослабнет; смертные, проходящие мимо, отведут взгляд. Никто – ни смертный, ни фейри – не перейдет ледяную лужайку Зимней Королевы без ее согласия. Согласия, в котором она отказала Кинану.
Что я здесь делаю?
Кинану нужна Дония; они любят друг друга, а Эйслинн необходимо было напомнить им об этом. Бывшие смертные могут любить фейри.
Пока Эйслинн шла по двору, примороженная трава оттаивала под ее ногами. Позади себя она слышала, как трава немедленно с треском покрывается льдом. Это были владения Донии. Здесь она была сильнее всего. Здесь я слабее всего. Веками Бейра называла это место средоточием своей силы, и оно существовало в двух мирах – Фэйри и смертном мире. Такого Кинан никогда не мог достигнуть – и не может до сих пор.
Кожу Эйслинн неприятно покалывало, пока она шла по ледяному миру. Она нарушала границу, а Зима также непредсказуема, как и Лето. Дония могла отрицать это, но Эйслинн провела всю жизнь, содрогаясь от разрушительного действия снега, казавшегося бесконечным. Она видела на улицах замерзшие трупы; безжизненные выражения боли на лицах – такое не забудешь. Эйслинн на себе почувствовала, сколько боли может принести лед, если им воспользоваться как оружием, когда они с Кинаном выступили против последней Зимней Королевы.
Однако это была не Дония, напомнила себе Эйслинн, но не помогло. Само противопоставление двух Дворов заставляло Эйслинн жаждать одного: взять Кинана за руку. Но его не было рядом.
Как только Эйслинн остановилась на крыльце, одна из белокрылых боярышных фейри открыла дверь. Двигалась она абсолютно бесшумно. Она молчала, когда Эйслинн вошла в дом и вздрогнула от царившего внутри холода. Она молчала и когда скользила в темноте дома
– Дония принимает? – Голос Эйслинн эхом отозвался в тишине, но ответа не последовало.
Она и не ожидала ответа: боярышные фейри были молчаливым народом. Это только усиливало беспокойство, которое они вызывали. Они никогда не отходили далеко от Донии и обычно покидали дом Зимней Королевы только вместе с ней. Их красные глаза светились, как угли, на пепельно-серых лицах.
Девушка провела Эйслинн мимо нескольких молча глядевших на них Зимних стражников, который находились в зале. В одной из комнат потрескивал огонь; шипение и треск дров были единственными звуками, кроме звука шагов Эйслинн по старому дереву пола. Фейри Зимнего Двора могли передвигаться невероятно тихо, и от этого у Эйслинн тревожно покалывало в затылке.