Хрупкая женщина

Кэннелл Дороти

Как она могла так поступить?! Интересно, Бен уже видел это послание?

Бена я нашла в столовой. С Ванессой. Голубки уютно устроились на диване. Эта наглая обольстительница теребила пуговицы его рубашки, до меня донёсся её горловой смешок. А я-то самонадеянно полагала, что перестала быть объектом шуток!

Оставив дверь распахнутой, я удалилась в холл. День превращался в сокрушительный урок предательства. Куда же мне податься? Шесть месяцев назад я без раздумий нырнула бы в холодильник. Если и случаются минуты, когда девушке необходимо проглотить полголовки сыра и дюжину шоколадных эклеров, то сейчас именно такая минута и настала. К чему теперь рассказывать Бену о своём открытии, которое, возможно, является решающей подсказкой? Единственный

способ сохранить душевный покой – убраться подальше от дома. К сожалению, мои парализованные конечности отказались прислушаться к этому призыву. Я всё ещё изображала изваяние, когда в холл пулей вылетела Ванесса, едва не сбив меня с ног.

– Какой ужас! – взвизгнула она, заметив меня.

Интересно, что за номер решил выкинуть Бен?

– К стеклу прижалось человеческое лицо! – дрожащим голосом сообщила Ванесса. – Уродливое, плоское, с водянистыми глазами и без носа! – она содрогнулась и вихрем взлетела по лестнице.

Странно, почему это галантный кавалер не бежит за ней следом? Не дожидаясь ответа, я выскочила под дождь. Уподобившись Ванессе, я перешла на бодрую рысь и тут же наткнулась на Джонаса. С надвинутой на глаза фетровой шляпой и каплями на густых бровях он способен был напугать даже самую рассудительную особу.

– Джонас! – воскликнула я с упрёком. – Так это вы заглядываете в окна и пугаете людей?

– Всего лишь занимался делом, – Джонас попытался напустить на себя простодушный вид, но от меня не укрылся нечестивый блеск в его глазах. – Подумал, что рамы могут покоробиться от такой сырости, вот и решил их проверить, – внезапно он посерьезнел. – Послушайте, милая, не всё так плохо! Я-то думал, в вас чуточку больше отваги. Нашли из-за чего убиваться, ну и что с того, что какая-то полоумная вертихвостка вздумала строить глазки…

Я исподлобья глянула на садовника.

– Пожалуйста, Джонас! В Санта-Клауса я больше не верю. Бен – форменная свинья. А кто такая Доркас и где она, один только Бог ведает. Если так пойдёт дальше, то вскоре вам впору помещать заметку в местной газете, что вы внебрачный сын Джека Потрошителя.

Джонас схватил меня за руку.

– Так Доркас ушла?! Думаю, вам лучше войти в дом, милая.

– Зачем? Полакомиться чашечкой какао? – выкрикнула я. – К чёрту какао! К чёрту всех! И вас тоже, Джонас! – я выдернула руку. – Если вы подумаете уйти от меня, то надеюсь, соблаговолите предупредить об этом лично, а не станете оставлять благодарственную записку.

Мне хотелось скрыть от всех, но это оказалось непросто. Подобно малому ребёнку, который решил сбежать из дома, я не знала, куда мне податься. Ноги скользили, хлюпая по грязным лужам, когда я пересекала полоску травы, чтобы выйти на гравиевую дорожку. Мне не пришло в голову посмотреть, а не следит ли кто за мной. Дождь хлестал как из ведра. У ворот я миновала цементную кучу, которая грозила превратиться в вечный монумент. Куда бы направиться? Может, к викарию? Преподобный обещал со мной связаться – ещё один человек, не оправдавший моих ожиданий. Я подошла к аккуратной мусорной пирамиде, творению Джонаса: железные колёса от тачки по-прежнему венчали холмик из старых матрасов и изъеденных жучками шкафов. Глядя на эту унылую картину, я поняла, что не смогу вынести ещё одной прогулки по кладбищу. Даже если впереди меня ждёт тёплый и уютный кабинет викария. Последний раз печально глянув на гору сваленного хлама – символ моей загубленной жизни, я неожиданно заметила потемневший от дождя клочок резины в розово-жёлтую полоску. У меня всплыло в памяти, как Джонас запихивал его в кучу в последний раз, когда я видела его здесь. Тогда у меня ещё промелькнула смутная мысль, что здесь что-то не так, что этого клочка в мусорной куче быть не должно…

Я нагнулась и осторожно вытянула полосатый кусок резины. Сердце моё гулко билось, словно соревнуясь с хлещущим дождём. Весёлость ярких красок казалась неестественной. Тётушка Сибил назвала бы расцветку «кричащей», но она гордилась своими надувными нарукавниками и вряд ли бы выкинула

их, если, конечно, они не прохудились. Надо попробовать. Я энергично дунула, и нарукавник тут же превратился в шар. Я вставила затычку. Ну и что? Что я этим доказала? Наверное, тётушке Сибил надоели нарукавники, или она решила, что они слишком молодят её. Но она же сама сказала, что не может себе представить, как люди без них обходятся. Успокойтесь, приказала я натянутым нервам, с тётей Сибил ничего не случилось. Кто может желать ей зла? Мы же получили от неё открытку. Да и сама она звонила. Нет-нет, ничего ужасного не произошло! Я не нашла ничего примечательного – всего лишь надувные нарукавники, принадлежащие одной чудаковатой старушке. С какой стати превращать эту невинную находку в зловещую улику!..

У меня голова шла кругом от этих улик и подсказок, как и от собственной паники, грозящей в любую минуту обернуться грандиозной истерикой. Глянув вниз, на вздымающиеся волны, я решила вернуться домой. Всегда есть надежда, что меня не сдует с обрыва. А что, если… Но нет, если бы кто-то хотел избавиться от тётушки Сибил, он бы просто снял с неё нарукавники и… Мне пришлось грозным окриком отогнать эти ужасные мысли.

Внезапно совсем рядом послышались шаги. Я инстинктивно отшатнулась от края обрыва. Сердце моё проворной зверушкой скатилось в область пяток, и я повернулась на звук шагов. В первое мгновением я решила, что это Джонас. Старая фетровая шляпа и длиннополое поношенное пальто… Но внутри этого наряда оказался Бен.

– Элли, – начал он.

Я вскинула руку, отгораживаясь от него.

– Не подходи ко мне, грязный развратник!

– Осторожней, идиотка, ты что, хочешь сверзиться с обрыва?

Бен схватил меня и притянул к себе. Его лицо блестело от дождя и от чего-то ещё, что я не смогла распознать. Во всяком случае, этот сальный блеск явно не был вызван чувством вины. Такого понятия Бентли Хаскелл попросту не знал. Мне захотелось вырваться из его объятий, но эти прекрасные сине-зелёные глаза притягивали сильнее, чем его руки. Есть несколько захватов, о которых ничего не известно даже таким специалисткам по дзюдо, как Джилл. Мужчины не имею права обладать такими длинными ресницами! Но жизнь – великий учитель… Я довела до совершенства способность изображать ненависть к этому отвратительному существу, да и ничего другого мистер Бентли Хаскелл не заслуживал.

– В чём дело? – с раздражением спросил этот тип.

Я не могла не восхититься, сколь умело он напустил на себя вид невинного недоумения.

– Такое впечатление, будто я попал на страницы «Грозового перевала». Изнывающая от любви девушка отдаёт себя на милость бушующим стихиям в надежде, что Хитклифф бросится её спасать.

– Хитклифф! – на этот раз мой голос вырвался на свободу. – Да у тебя мания величия! Вот кем, оказывается, ты себя мнишь!

По внезапно вспыхнувшему за ресницами сине-зелёному пламени я поняла, что Бен потрясён. Он отпустил меня, руки его неловко упали вдоль мешковатого пальто. Обретя свободу, я тотчас поняла, что до смерти замёрзла. Ну и ладно! Умру от воспаления лёгких и избавлю нашего предполагаемого убийцу от лишних хлопот.

– Я?! – Бен умудрился воспроизвести искреннее удивление. – Я вовсе не себя имел в виду, – он откинул ногой камешек и проследил, как тот катится к краю обрыва со стуком, напоминающим стук сердца, подверженного аритмии. Затем посмотрел на меня из-под полей своей жуткой шляпы. – Я говорю о тебе и благородном викарии, твоём дружке.

– О Роуленде! – не на шутку поражённая, я сделала очередной инстинктивный шажок назад.

Неужто викарий в моё отсутствие заглянул в Мерлин-корт, чтобы сделать мне официальное предложение? Бен поспешно схватил меня и решительно передвинул в более безопасное место. Это его рука дрожит или моя? Подняв глаза, я решила, что трясётся рука Бена. От его обычного высокомерия не осталось и следа – наверное, прекрасная Ванесса дала ему от ворот поворот. Возможно, в этой неотразимой красавице всё же сохранилась крошечная искра великодушия.