Хрупкий лед
Шрифт:
Настя не была в этом уверена. Но…
— Не говори ему, где я. Пожалуйста. Это… Это важно, — попросила Настя.
Та пообещала.
Попрощавшись с бабушкой, она зашла на кухню и предложила свою помощь Валерию Федоровичу в приготовлении ужина, чтобы хоть как-то компенсировать все причиненные неудобства. Трапеза вышла нехитрой: вареная гречка, которую тренер решил «обогатить» добавкой жареных яиц, да овощами. А Настя, хоть и еще очень стесняясь, вдруг поняла, что очень, очень проголодалась, ведь с самого утра ничего не ела.
Они поужинали в неловкой
С парой тарелок оказалось не так и сложно справиться. Быстро покончив с этим, Настя села на табурет, поглощенная все теми же непростыми мыслями, которые владели ею весь этот день. Подперла ладонями подбородок, перевела глаза на окно. И тут подскочила, будто ужаленная. Саша же там, на улице, где-то у них под домом, сидит и ждет ее. Нервничает.
Господи, сколько же она проблем и волнений ему причинила сегодня! А сможет ли объяснить, в чем дело?
Настя не знала. У нее не было секретов от Саши, ни раньше, н теперь. До этого момента.
Стоило ли рассказывать любимому о визите его матери? Имела ли она право войти его жизнь со всеми теми последствиями, о которых говорила тетя Наташа?
Терзаемая этими мыслями, но и не в состоянии дальше мучить любимого, она вновь пошла в коридор и робко взялась за телефон.
Пока бабушка Аня звала Сашу, Насте казалось, что она умрет от страха, волнения и сомнений, таких непривычных и несвойственных их отношениям. У нее ослабели ноги и начало подводить живот. И Настя села на пол, не сумев поднять глаза на Валерия Федоровича, который выглянул в коридор, проверяя, все ли у нее в порядке.
— Стася! — Голос Саши, такой родной и любимый, был полон неподдельной тревоги и волнения. А еще усталости. — Стасечка, солнышко мое, ты где? Куда подевалась? Что случилось? Я тебя целый день ищу. Что с тобой?
— Саша… — Настя почувствовала, что вот-вот разрыдается, и ей пришлось замолчать, чтобы совладать с собой.
Она так его любила. И чувствовала себя такой виноватой перед ним. И перед его родителями. Перед всеми людьми, которым она причиняла столько хлопот и которые меняли свои жизни из-за ее поступков.
— У меня все нормально, Саша, — хрипло проговорила Настя. — Я… Я у друга. Не беспокойся. — Отчего-то она не решилась сказать, что сидит у тренера. Побоялась, что Саша решит приехать сюда. — Иди домой. Не сиди на улице…
— У друга? — удивленно переспросил Саша. — У кого? Настя, что случилось? Я не понимаю, почему ты пропала? Я тут с ума схожу, ищу тебя…
И она вдруг четко поняла — тетя Наташа права. Настя будет мешать и отвлекать любимого. Она не даст ему нормально тренироваться, принесет в его жизнь кучу проблем и лишних хлопот. Как сейчас. А Саше о хоккее надо думать. О достижении своей
Настя так любит его, что даже больно внутри. Но у Саши талант. Он достоин лучшего. А Настя… она должна отойти и не мешать ему.
— Саша, я не могу поехать с тобой, — вдруг выдохнула Настя в трубку, чувствуя, как начинает глотать слезы. И нос заложило. — Я не поеду с тобой в Питер. И не могу принять твое предложение.
С той стороны трубки повисло пораженное молчание. А потом Сашка аж закричал:
— Стася?! Ты что?! Как это — не можешь? Ты о чем?! Что случилось?!
— Ничего, — так же тихо и как-то обреченно спокойно ответила она. — Ничего.
— Ты где?! — вдруг совсем другим тоном, требовательным и настороженным, опять спросил он. — У какого друга?
— Не важно, Саша. Прости меня. Я просто… Просто. Так лучше. Правда.
— Стася! — Голос Саши вдруг дрогнул. — Я люблю тебя.
И она его любила. Безумно. С невероятной силой.
В ее груди сжалось сердце, разрываемое болью. Слезы побежали по щекам. Но Настя не прошептала признания в ответ.
— Прости, — вместо этого прошептала она и положила трубку.
И вот тут из нее просто вырвались придушенные рыдания. Некрасивые. Похожие на вой. Слезы застилали глаза, бежали по щекам, щипая губы. Но ей было так больно, душевно, не физически, что Настя не могла остановиться, не могла утереть их.
— Это было очень глупо. И жестоко. Я не думал, что ты можешь так поступить, Настя.
Валерий Федорович сел перед ней на корточки, но Настя не видела выражения лица тренера. Она ничего не видела за пеленой слез. И сказать, объяснить ему ничего не могла.
— Я сейчас позвоню Саше, поговорю с ним. Расскажу, что с тобой говорила его мать. Объясню. И все вместе решите, — решительно и сурово проговорил тренер.
— Нет! — Настя попыталась приглушить рев. — Нет! Вы же сами говорили, что это сложно. И ваша семья — тоже ведь распалась…
— Но по другой причине, Настенька, — словно причислив ее к невменяемым, Валерий Федорович смягчил тон.
— Не важно! Он может стать настоящей звездой. Лучшим игроком! А я буду только мешать! Не звоните, не говорите! Если Саша узнает о разговоре, он не послушает, потащит меня за собой. Не поймет. А потом — ему от этого хуже будет…
— Настенька, вы должны поговорить, — продолжал убеждать ее тренер. — Нормально, без этих глупостей…
— Нет! — почти закричала она и вдруг вскочила на ноги. — Я не могу. И остаться не могу, Валерий Федорович, простите.
Настя бросилась к двери.
— Я не могу его так отягощать, не могу висеть на шее у Саши. И у вас. И домой сейчас вернуться не могу. Он тогда не отпустит. Не уедет…
Она лихорадочно дергала дверь, но из-за рыданий не могла с ней справиться.
У Насти была истерика. Для Валерия это стало очевидно. И она определенно не слышала и не осознавала, как глупо и неразумно поступает. Он не мог до нее достучаться. Она была ослеплена и оглушена непонятным для тренера чувством вины и самоуничижением.