Хрущев
Шрифт:
Решение о публикации «Ивана Денисовича» и появление в печатном органе Центрального Комитета КПСС «Наследников Сталина» знаменовали собой величайшую победу либеральных литераторов. Однако близилась катастрофа, о которой далекие от политики люди пока даже не подозревали и которой суждено было повлиять не только на внешнеполитическое, но и на внутреннее положение страны.
22 октября 1962 года президент США Кеннеди публично заявил, что Хрущев тайно размещает на Кубе ядерное оружие.
Глава XIX
КУБИНСКАЯ ПАНАЦЕЯ: 1962
14 октября 1962 года над Кубой пролетел американский самолет-разведчик У-2. В ту же ночь привезенные им фотоснимки, снятые с высоты шестидесяти пяти — семидесяти тысяч футов, настолько подробные, что на них были отображены объекты всего в полфута длиной, были проанализированы в исследовательском
Кеннеди и его советники были поражены и озадачены. Сообщения о советском военном строительстве на Кубе приходили с начала июля, однако Кеннеди, Банди, Раск, Макнамара и другие не могли поверить, что СССР разместит на Кубе ракеты, нацеленные на США. В августе новый шеф ЦРУ Джон Маккоун, получив сообщение, что на Кубу прибыли советские ракеты «земля-воздух», начал догадываться о намерениях противника. Но Кеннеди не желал прислушиваться к его догадкам — отчасти потому, что республиканцы во главе с сенатором Кеннетом Китингом кричали об опасности советского проникновения в Западное полушарие и обвиняли администрацию в недостатке бдительности. Кроме того, Белый дом просто не мог поверить, что Хрущев решится грозить Соединенным Штатам на их собственном «заднем дворе», особенно после того, как много раз клялся этого не делать. Роберт Кеннеди отреагировал на новость 16 октября в совершенно недипломатическом стиле: «Черт побери, ну и дерьмо! Сукины дети эти русские!» Раск усомнился, что Хрущев «вполне разумен». Президент Кеннеди в тот же день сказал своим советникам, что Хрущев «играет в Господа Бога»; но «Почему он… может быть, эксперты по России могут нам сказать, почему они…» — и заключил: «Черт побери, для меня это полная загадка» 2.
Кеннеди и его помощники (окрестившие себя Исполнительным комитетом при Совете национальной безопасности) тайно встречались в течение нескольких дней, обсуждая проблему и пытаясь найти решение. Перед объявлением блокады Кубы, последовавшим 22 октября, и в течение следующих шести дней (до кризиса, разразившегося 28 октября) они старались понять мотивы Хрущева и угадать, что он станет делать дальше. Возможно, он отправил на Кубу ракеты, чтобы компенсировать превосходство американцев в ядерном вооружении. Это объяснение устраивало высших военных чинов, настаивавших на том, что кубинские ракеты могут сыграть большую роль во время ядерного конфликта; но секретарь по обороне Макнамара возражал им, говоря, что от этого хода Москва не получает никаких особых преимуществ. Другая гипотеза, выдвинутая бывшими послами Боленом и Томпсоном, гласила, что Хрущев хочет посчитаться (и, возможно, поторговаться) за американские ракеты, расположенные в Турции и нацеленные на СССР 3. Самому Кеннеди более привлекательной казалась версия, что появление ракет связано с Берлином. Томпсон, всего три месяца назад покинувший Москву и знавший Хрущева лучше, чем кто-либо из американцев, полагал, что лидер СССР хочет таким образом усилить свою позицию в предстоящих переговорах. «Мистер президент, — сказал Томпсон Кеннеди 22 октября, — в нашем последнем разговоре он ясно дал мне понять… что не отступит от занятой позиции. Он зашел слишком далеко… Он дал мне понять, что время уходит…» По мнению Томпсона, Хрущева заботил «главным образом берлинский вопрос» 4.
Президент Кеннеди видел и другие связи между Берлином и Кубой. Если Соединенные Штаты не смогут добиться вывоза ракет с Кубы, мировое сообщество усомнится в способности Вашингтона защитить Берлин. Если Америка блокирует Кубу, русские в ответ могут блокировать Берлин. Если Соединенные Штаты вторгнутся на Кубу или нанесут ей удар с воздуха, Москва захватит Берлин — и европейцы будут винить в этом американцев, испугавшихся опасности, с которой Западная Европа живет бок о бок уже много лет. Кеннеди невольно «восхищался советской стратегией», признался он 22 октября своему старому другу, британскому послу Дэвиду Ормсби-Гору. «Они открыто бросили Соединенным Штатам вызов, прекрасно понимая, что, если американцы ответят на него силой, у русских появится идеальная возможность захватить Западный Берлин.
Раск высказал еще одну гипотезу: возможно, за происшедшее ответствен не Хрущев, а «твердолобые сторонники эскалации напряжения» 6. Единственное объяснение, не пришедшее в голову никому в Белом доме, было самым простым и близким к истине: если верить русским, они просто-напросто хотели защитить своего союзника Фиделя Кастро от нападения США. Впрочем, этим история не исчерпывалась.
Помимо стратегии Хрущева, Кеннеди и его советники пытались разгадать его тактику. «Нам следует исходить из того, — заявил Кеннеди 22 октября, перед тем, как сделать публичное заявление о ракетах, — что Хрущеву известно, что мы знаем о его ракетах, а значит, он уже подготовил свой ответ». 26 октября Кеннеди откровенно восхищался тем, как ловко Хрущев пользуется своей репутацией агрессивного и несговорчивого упрямца: «Если уж ты — сукин сын, то всякий раз, как ты проявишь хоть какую-то уступчивость, все вокруг размякают от радости» 7.
Однако, если приписывать Хрущеву такую сообразительность, — почему же он, по выражению Раска, «столь безумно недооценивал значимость Кубы для Вашингтона»? Почему не спрятал ракеты? Зачем оставил в открытом поле, где их неминуемо должны были заметить американские разведывательные самолеты? «Может быть, когда-нибудь потом русские мне объяснят, — сказал Кеннеди 25 октября, — почему они их не закамуфлировали, зачем спешно камуфлируют сейчас и на что вообще они рассчитывали». Не говоря уж о том, почему 26 октября Хрущев предложил способ выхода из кризиса, а на следующий же день передумал. «Как можно иметь дело с человеком, который меняет свое решение прежде, чем мы успеваем ответить, — жаловался 27 октября Макнамара, — и публично объявляет о своих предложениях прежде, чем отправить их нам?» 8
Очевидно, Хрущев не продумывал свое поведение и не готовил тактических планов. Реакция американцев оказалась для него неожиданностью: он начал импровизировать, и всему человечеству очень повезло, что кризис окончился благополучно. Что же касается Кеннеди — сперва его угрозы Кубе повлекли за собой кризис, который он не смог предвидеть, а затем он почти прижал Хрущева к стенке, несмотря на риск войны. По счастью, в конце концов обоим хватило мужества отступить и кризис окончился примирением: но в эти несколько дней мир ближе, чем когда-либо, подошел к угрозе ядерной войны.
Историкам Карибского кризиса еще предстоит ответить на важнейшие вопросы. Зачем Хрущев отправил на Кубу ракеты? Что собирался с ними делать, если бы их не обнаружили? Почему не позаботился об их маскировке? Наконец, как смог найти мужество отступить?
Ответы на эти вопросы необходимо начать с самой Кубы. Предположение, что в деле играли свою роль берлинский вопрос и ядерный баланс двух держав, тоже верно, но не совсем в том смысле, как это понимал Вашингтон. Кроме того, необходимо учитывать внутриполитическое положение Хрущева в 1962 году: со всех сторон окруженный проблемами, он испытывал растущее раздражение, остро чувствовал необходимость доказать (как себе самому, так и другим) свою дееспособность и перехватить инициативу, даже если ради этого придется пойти на большой риск. В этом смысле кубинские ракеты были для него панацеей — правда, панацеей, в конечном счете ничему не помогшей и никаких недугов не исцелившей.
Поначалу Куба не представляла для Москвы никакого интереса. Сталин смотрел на Латинскую Америку в целом как на далекое захолустье, не стоящее ни малейшего внимания. Хрущев приветствовал революции, приносившие СССР новых союзников в развивающихся странах, но в январе 1959-го, когда силы Фиделя Кастро высадились в заливе Сьерра-Мадре и захватили Гавану, в Москве не знали, кто они такие и за что сражаются. Даже выяснив, что брат Фиделя Рауль — коммунист, и подозревая, что сам Фидель симпатизирует коммунизму, Москва не знала, стоит ли подавать ему руку помощи. В сентябре 1959-го, пока Хрущев был в Соединенных Штатах, Президиум по совету Министерства иностранных дел решил не предоставлять Кубе военную помощь — решение, принятое из страха перед реакцией США. Однако, вернувшись домой, Хрущев заявил, что силы Варшавского договора должны отправить в Гавану вооружение 9. Та же ситуация повторилась три года спустя: коллеги Хрущева проявляли разумную осторожность, но он безрассудно отметал их предупреждения.