Хрущев
Шрифт:
Алексеев связался с Москвой и сообщил о послании Кастро; само оно пришло в Москву двадцать восьмого около 1.10. Трояновский, в эти дни ночевавший в здании ЦК на Старой площади, получив телеграмму, позвонил Хрущеву домой и зачитал ему текст Кастро. Несколько раз Хрущев прерывал его, прося повторить ту или иную фразу 144.
Письмо Кастро не «подбодрило» Хрущева, как того хотел кубинский лидер, — напротив, поразило и оттолкнуло. Хрущев понял его в том смысле, что Кастро предлагает «немедленно нанести первыми ракетно-ядерный удар по США». Это показывало, что «Фидель совершенно не понял нашей цели»: ведь СССР стремится не завоевать США, а «только исключить вторжение на Кубу» 145.
Масла в огонь подлило еще одно событие — вечером в субботу состоялась долгая беседа Роберта Кеннеди и советского посла Добрынина.
Встреча состоялась в 19.45 в Департаменте юстиции. В шифрограмме, отправленной в Москву той же ночью, Добрынин сообщал, что брат президента «был очень взволнован — в таком состоянии я видел его впервые». («Да и мы выглядели не намного лучше», — заметил позже Хрущев своему сыну.) От любых рассуждений и споров Роберт отказывался, лишь повторял: «Время уходит. Нельзя терять наш единственный шанс».
Генеральный прокурор упомянул о сбитом У-2. Американское военное командование требует, чтобы разведывательные полеты продолжались, и в следующий раз на огонь будут отвечать огнем. Правительство США готово нанести по ракетным базам удар с воздуха; в этом случае начнется страшная цепная реакция, которая приведет к ядерной войне. Американцы этого не хотят — и русские, видимо, тоже. Однако «и среди генералов, и в других местах есть горячие головы, жаждущие драки». Необходимо достичь соглашения на условиях, указанных в послании Хрущева от 26 октября и ответе Кеннеди. Хотя Добрынин не видел полного текста письма Хрущева от 27 октября и не получал из Москвы указаний относительно турецкого вопроса, он решился спросить: «А что будет с Турцией?» Если это — единственное препятствие к соглашению, ответил Роберт Кеннеди, то президент согласен уступить. Разумеется, на подготовку мероприятия уйдет несколько месяцев, и соглашение необходимо будет сохранить в строгом секрете. Во всем Вашингтоне об этом будут знать лишь два или три человека, не считая самих братьев Кеннеди.
В заключение Роберт заявил, что президент хотел бы получить ответ Хрущева завтра же. Нет, это не ультиматум — просто «настоятельная просьба». Президент «надеется, что глава советского правительства понимает, что имеется в виду». Кроме того, Кеннеди особенно просит Хрущева не писать больше «длинных писем», а отвечать коротко и по существу. На прощание Роберт дал Добрынину телефонный номер для прямой связи с Белым домом 147.
В воскресенье, 28 октября, рано утром Хрущев получил известие о сбитом над Кубой У-2. Кроме того, в кабинете на столе его ожидало письмо от Кеннеди. Президиум собрался в полдень на подмосковной даче в Ново-Огареве (той самой, где три десятилетия спустя Михаил Горбачев и лидеры союзных республик пытались спасти СССР заключением нового союзного договора). Время от времени Хрущев использовал эту дачу для приема иностранных гостей или для неформальных встреч Президиума. Но в этот день, вспоминает Трояновский, атмосфера была «в состоянии достаточно высокой наэлектризованности». Говорил, по сути, один Хрущев — лишь иногда вставляли свои замечания Микоян и Громыко. Другие «предпочитали помалкивать, — рассказывает Трояновский, — как бы давая понять: сам нас втянул в эту историю, сам теперь и расхлебывай» 148.
Начал Хрущев с напоминания об одном из тяжелейших поражений Ленина — Брестском мире. «Это решение было продиктовано нашими интересами — мы должны были спасти Советскую власть. Теперь мы оказались лицом к лицу с опасностью войны и ядерной катастрофы… Чтобы спасти мир, мы должны отступить. Я собрал вас здесь, чтобы посоветоваться и обсудить, готовы ли мы к такому решению» 149.
Прежде чем обсудить (или, точнее, принять без обсуждения) предложение Хрущева, Президиум разработал инструкции для генерала Плиева. Предыдущим утром Плиев сообщил, что в случае нападения американцев готов использовать «любые средства противовоздушной обороны», и поначалу Хрущев и Малиновский одобрили его решение. Однако позже в тот же день, примерно в то же время, когда послание Хрущева звучало
Затем Хрущев попросил Трояновского зачитать вслух письмо Кеннеди от двадцать седьмого числа, копии которого в белых конвертах лежали перед каждым членом Президиума. Перед подписью Кеннеди в конце письма не было обычного «искренне Ваш» — зловещий признак. Когда Трояновский закончил, Хрущев спросил, что думают об этом члены Президиума. Но ответить никто не успел. Трояновского попросили к телефону: звонили из МИДа, где только что получили отчет Добрынина о беседе с Робертом Кеннеди. Трояновский пересказал отчет; когда он кончил, его попросили повторить еще раз. «Весь тон высказываний» Кеннеди, писал позже Трояновский, показывал, что «час расплаты наступил». После этого «собравшиеся довольно быстро пришли к согласию в том, что условия президента Кеннеди следует принять». Еще одно свежее сообщение от разведки помогло понять, что о согласии Хрущева Кеннеди должен узнать как можно быстрее. Агент КГБ в США сообщал, что в тот же день в 17.00 по московскому времени президент намерен обратиться к нации. Президиум предположил, что Кеннеди собирается объявить о воздушном ударе или вторжении на Кубу. (Впоследствии выяснилось, что предполагалось повторение речи президента от 22 октября.) 151
Хрущев снова вызвал стенографистку и начал диктовать: «Уважаемый господин президент! Получил ваше письмо от 27 октября с. г. Выражаю свое удовлетворение и признательность за проявленное Вами чувство меры и понимание ответственности, которая сейчас лежит на нас…» Хрущев принял условия Кеннеди (как и просил президент, ни словом не упомянув о Турции). Советское правительство «отдало распоряжение о демонтаже вооружения, которое вы называете наступательным, и о возвращении его в Советский Союз» 152.
Письмо Хрущева было «выправлено» (как называли эту работу редакторы) и передано Михаилу Смирновскому, главе американского отдела МИДа, для передачи в американское посольство; другой экземпляр письма секретарь ЦК Леонид Ильичев передал в радиокомитет с тем, чтобы оно было оглашено до пяти часов. Перед посольством Смирновскому пришлось остановиться из-за толпы демонстрантов, скандировавших: «Руки прочь от Кубы!» Ильичев доставил свой экземпляр на радио вовремя. Обычно диктору давали время заранее просмотреть текст, но в этот раз Ильичев приказал немедленно дать его в эфир 153.
Помимо публичного письма, Хрущев отправил Роберту Кеннеди секретное послание, в котором предупреждал его, что о положительном ответе Москвы будет сообщено по радио. Сообщили об этом и Фиделю Кастро, который, разумеется, пришел в ярость, узнав, что судьба его родины решалась без его совета и согласия. Хрущев даже не стал отсылать ему копию письма, заявив: «Этот текст сейчас читается по радио, и вы, конечно, его слушаете». Далее Хрущев призывал своего горячего кубинского друга «не поддаваться эмоциям» — как вчера, когда «вы сбили один из американских самолетов», поддавшись таким образом на явную провокацию. Почему Хрущев обвинил Фиделя в том, что, как ему было точно известно, сделали советские ПВО, — неясно.
Тем временем семью Хрущева перевезли из особняка на Ленинских горах на подмосковную дачу, располагавшуюся всего в десяти минутах езды от Ново-Огарева. Часы тянулись томительно. Нина Петровна стоически смотрела телевизор, Сергей бесцельно бродил по дому. Когда по радио в исполнении знаменитого Левитана прозвучало наконец послание Хрущева, Сергей воспринял его как «постыдное поражение» 154.
Хрущев и его коллеги в Ново-Огареве тоже слушали радио. По окончании передачи Хрущев предложил всем поехать в театр. Трояновский просмотрел театральные афиши в газетах: решено было отправиться на выступление болгарских артистов. По пути Хрущев заехал к себе на дачу за родными и в дом на Ленинских горах, чтобы переодеться. Уже после спектакля он вновь забеспокоился о том, что не упомянул в своем послании о турецких ракетах, — и ночью подготовил еще одно секретное письмо президенту, в котором просил подтверждения, что «вы согласились решить вопрос о ваших ракетных базах в Турции согласно с тем, что писал я в своем письме от 27 октября и что заявили вы в тот же день через Роберта Кеннеди на встрече с послом Добрыниным» 155.