Хрущев
Шрифт:
Заговорщики, едва не отправившие Хрущева в отставку, подражали его тактике в заговоре против Берии. Сговорившись между собой, трое лидеров заговора (Молотов, Маленков и Ворошилов) начали сопротивляться инициативам Хрущева. 10 июня, пока Хрущев с Булганиным были в Финляндии, они подвергли критике его предложение закупать печатные станки в Австрии, а пять дней спустя воспротивились ему в другом вопросе, связанном с торговлей 66.
Соперники Хрущева не были новичками в интригах; они прошли много подковерных схваток — и по большей части выходили в них победителями. Если бы им удалось выиграть и эту — горе тем, кто отказался встать на их сторону! Впрочем, заговорщики рассчитывали не только на страх, но и на партийную дисциплину — не на устав, согласно которому Президиум и первые секретари ЦК избирались Центральным Комитетом, но на негласный порядок, согласно которому
Капкан должен был захлопнуться 18 июня. Стремясь усыпить бдительность жертвы, заговорщики созвали заседание президиума Совета министров, членами которого были большинство партийных руководителей (но не Хрущев). Официальным поводом стала предстоящая в следующем месяце поездка руководства в Ленинград на празднование 250-летия со дня основания города 67. Предполагалось, что непосредственно по ходу дела оно будет объявлено заседанием Президиума ЦК. Спрашивается: возможно ли, чтобы Хрущев не разгадал эту хитрость, которую сам несколько лет назад использовал против Берии? Неужели он не понимал, что готовят ему враги? Или, может быть, расставив собственную ловушку, сознательно провоцировал их на решительные действия?
В феврале 1957 года обком Ярославской области сообщал о слухах, что «товарища Хрущева назначат министром сельского хозяйства, а первым секретарем партии будет товарищ Маленков». Доходили до ЦК и смутные разговоры московских чиновников о «больших переменах на самом высоком уровне, грядущих в ближайшем будущем» 68. Разумеется, отзвуки заговора не могли не дойти до КГБ. Неужели Хрущева не насторожило, что старые враги, прекратив ссоры между собой, дружно голосуют против его инициатив? Неужели не встревожило даже то, что произошло на свадьбе сына?
На свадьбе Сергея Хрущева 16 июня присутствовало все партийное руководство. Отец, вспоминает Сергей, «не смог удержаться», чтобы не похвастать предстоящим событием — а раз уж он об этом упомянул, обычай требовал, чтобы его коллеги по Президиуму «почтили церемонию своим присутствием». К огорчению Нины Петровны, толпа гостей не поместилась в просторной столовой и столы были накрыты на веранде. Сергей был поражен поведением Маленковых: они приехали с большим опозданием, выглядели угрюмыми и, в противоположность своим прежним роскошным подаркам — набору чертежных инструментов в полированной деревянной шкатулке, которую они преподнесли Сергею по случаю поступления в университет, и набору увеличительных стекол, подаренному позднее, — вручили новобрачным дешевый будильник с нарисованным на циферблате слоном. Можно еще понять, почему Хрущев не обратил на это внимания — но были и другие детали. Когда Хрущев, произнося пространную речь (в которой восхвалял в основном собственную мать), задел Булганина, премьер-министр «отреагировал яростно. Он просто взорвался. Начал орать, что никому больше не позволит себе указывать и затыкать себе рот, что скоро всему этому придет конец». По окончании свадебного обеда, вспоминал Жуков, Молотов, Маленков, Каганович и Булганин демонстративно поднялись из-за стола и уехали на дачу к Маленкову 69.
Помощник и союзник Хрущева Петр Демичев настаивал, что Хрущев знал о заговоре. «Кто ему сообщил, трудно сказать — возможно, сам почувствовал. Уже 1 мая, когда все партийное руководство собралось на даче у Булганина, очевидно было, что присутствующие настроены против Хрущева. Хрущев не мог этого не заметить — в этом отношении он был достаточно чувствителен» 70. Так ли? Быть может, он просто не мог поверить, что кто-то способен отнять у него завоеванные наконец власть и славу?
18 июня, когда Хрущев находился у себя в резиденции на Ленинских горах, ему позвонил Булганин и попросил приехать на заседание Совета министров. Поначалу Хрущев не хотел ехать (совсем как в октябре 1964 года, когда Брежнев вызвал его из Пицунды), говорил, что с поездкой в Ленинград уже все решено и обсуждать тут нечего; но во второй половине дня все же поехал в Кремль. Присутствовали восемь членов Президиума из одиннадцати. Ставленник Хрущева Алексей Кириченко в этот момент произносил речь на заседании ЦК компартии Украины; он едва успел закончить, когда ему позвонили и приказали немедленно лететь обратно в Москву. Сабуров был в Варшаве — предусмотрительно нашел способ удалиться в решающий момент, якобы по
Первым заговорил Маленков: он предложил обсудить поведение Хрущева и потребовал, чтобы заседание вел не Хрущев, а Булганин. (Педантичный Молотов замечает, что председательствование Хрущева на заседаниях Совета министров вообще было против правил: эту обязанность всегда исполнял предсовмина — Ленин, Рыков, сам Молотов, а затем Сталин 72.) Нетрудно вообразить реакцию Хрущева, когда появился Жуков: Маленков все еще дрожал, а Хрущев лупил кулаком по зеленому сукну стола с такой силой, что стакан Жукова подпрыгивал. Но против предложения Маленкова выступили только Хрущев и Микоян — и оказались в меньшинстве.
Булганин занял место председателя собрания — что само по себе было для Хрущева оскорблением, — и противники Хрущева начали высказывать все, что у них наболело. Маленков утверждал, что Хрущев совершает «одну ошибку за другой». Ворошилов назвал Хрущева «невыносимым» и потребовал его отставки. Каганович объяснил стремление Хрущева пересмотреть итоги 30-х годов его колебаниями в пользу троцкистов в 1923-м. «Чья бы корова мычала, а твоя — молчала», — заметил он, в ответ на что Хрущев рявкнул: «Что ты все намекаешь?! Мне это надоело!!» К этому обвинению присоединился и Молотов. Добавили свою лепту Булганин и Первухин. По рассказу Кагановича, Молотов старался урезонить Хрущева и отчасти в этом преуспел. Хрущев отверг большинство обвинений, однако некоторые признал и даже обещал исправить свои ошибки. Вместе с Микояном они потребовали отсрочки заседания до появления всех членов и кандидатов в члены Президиума. Решено было продолжить заседание завтра. Хрущев тяжело переживал свое поражение 73. На приеме в болгарском посольстве в тот же вечер он выглядел «озабоченным, даже подавленным». Обычно разговорчивый — тут он был «мрачен и молчалив» 74. В тот же вечер первый секретарь ЦК компартии Украины Кириченко попытался подготовить своего босса к неминуемому, как казалось, поражению: «Что ж, будете жить на Украине. У вас там будет дом и дача». Помощник Хрущева Андрей Шевченко вспоминает: «Он был в отчаянии, его буквально трясло» 75. Некоторые видели, как он плакал 76. Жуков позже вспоминал, что Хрущев буквально умолял спасти его, обещая, что никогда этого не забудет 77.
Он не остался в одиночестве. Несмотря на свои сталинистские настроения, на сторону Хрущева встал Суслов — возможно, убежденный Микояном, что в конце концов победа останется за ним 78. Кириченко, Брежнев и Фурцева также поддерживали своего патрона. Сабуров вернулся из Варшавы в два часа ночи; Микоян немедленно позвонил ему, и на следующее утро они встретились. Однако Сабуров примкнул к лагерю противников Хрущева 79. Хрущев позвонил Булганину: «Друг, приди в себя. Куда тебя занесло? Они тебя втянули в это дело, чтобы использовать в своих целях… Брось их». И это был не единственный звонок. «Николай, — говорил Булганину Маленков, — держись! Будь мужчиной! Не отступай!» 80Булганин колебался, не зная, что предпринять.
Девятнадцатого числа, войдя в зал заседаний, Хрущев и Булганин первым делом начали спор за председательское место — спор, семью голосами против четырех решенный в пользу Булганина. Если считать как секретарей ЦК, так и кандидатов, у Хрущева было большинство — одиннадцать против семи; однако кандидаты не имели права голоса. Маленков и его союзники продолжили ту же игру, что и в первый день. Каганович заявил, что Хрущев «всю страну перевернул вверх дном» и ничего хорошего не сделал. В ответ кандидат в члены Президиума Шверник назвал заговорщиков «антипартийной группой» — ярлык, напоминавший об «уклонистах» недоброй памяти тридцатых годов. Как может большинство в партии быть «антипартийной группой»? — парировал Каганович. В какой-то момент, когда Каганович набросился на Брежнева и других кандидатов, спрашивая, как они смеют противоречить старшим и более опытным товарищам, Брежнев побелел и рухнул в обморок; охрана вынесла его из зала заседаний и уложила в соседней комнате, а кремлевские врачи привели в чувство 81.