Хруст солёного попкорна
Шрифт:
– Ты так сказал, будто отличницы не могут любить. Может, они это делают на пять с плюсом!
– Ха! Классная шутка. Может, и так. Только я был троечником в те времена. Знаешь, она такая правильная, а я такой не подходящий ей совсем. Понятно, что я всё придумал. Понятно, что затрусил. Хотя сейчас думаю, что всё к лучшему. Видел её недавно и не понимаю, что со мной тогда было. Абсолютно не моего типажа девчонка. Но в то время прям химия какая-то, не мог спать ночами.
– Ну ты даёшь! – воскликнула Аня.
– Хотя, знаешь, один раз
– Ну почему? Ты же решился, а это главное!
– Только что-то осадочек от отказа остался. Я вообще вот думаю, что любовь – это болезнь. Ею наказывают.
– Кирилл, но это полный бред!
– Не согласен. Посуди сама. В итоге всё равно все расстанутся и будут слезы и претензии.
– Знаешь, это не объяснение. В итоге всё равно все умрут, так что, теперь не жить?
– Аня, это вообще разные вещи.
– А мне кажется, очень даже похожие. Всегда неприятно наступать туда, где болит. Но если этого не делать, то как получать новый опыт? Ведь он приходит всегда через преодоление.
– Скажи мне ещё, что жизнь – это боль.
– Отчасти.
– Аня, мне за тебя страшно становится. Ты этого всего в своих хосписах насмотрелась. Ты как вообще туда попала?
– Шла, шла и попала, – отшутилась она.
– Я серьезно.
– Как? Друзья дали что-то почитать или рассказали. Я не помню уже.
– Друзья, называется.
– Но это ведь был мой выбор – идти туда волонтёром или нет. Друзья здесь ни при чём. К тому же я в любой момент могу перестать этим заниматься.
– Так перестань!
– Не хочу! Мне нравится.
– А что там может нравиться? Мне кажется, это деятельность больше для людей, которые в возрасте. Им особо нечего уже терять.
– Кирилл, ты так сейчас смешно и по-детски рассуждаешь.
– Я не ребёнок! – возмутился он.
– Но ведёшь себя как самый настоящий малыш. Возраст вообще условен. По-твоему, если человек перешёл определенную черту, то он не должен и не может чего-то хотеть. Он не хочет улыбаться с утра. Не хочет отражаться в глазах любимых. Не хочет мечтать? Он что, просто должен свой остаток жизни сложить в пакет с надписью «жалкое существование» и ждать, пока кто-то снесёт его к мусорке?
– Чего ты прям завелась?
– И какая разница, сколько мне лет? – продолжила она действительно на взводе. Если я чувствую, что могу быть полезна в этом деле, если мне подсказывает сердце, что там моё место, я иду и делаю это.
– Но ведь это реально морально тяжело. Я не прав?
– Прав. Катастрофически тяжело и морально, и физически. Иногда мне требуется несколько дней, чтобы прийти в себя и отлежаться. Ещё тяжелее, когда привязываешься к кому-то из постояльцев хосписа. Это просто запрет. Я себе много раз уже говорила, чтоб так не делала. Но я не могу. Они все такие остро нуждающиеся в тепле, поддержке,
– Слушай, но хирурги ведь как-то научились кромсать ножами народ и спокойно после этого, без слез наворачивать котлетку с макаронами в перерывах между операциями.
– Я так не могу. Поэтому и никогда бы не смогла быть врачом.
– Но а кто-то может. Мы все разные.
– С этим я полностью согласна.
– Так к кому ты привязалась сейчас?
– Это женщина.
– Кто она?
– А что тебя конкретно интересует?
– Сколько ей лет. Почему она попала в хоспис. Где ее семья? Как ее зовут? Чем она занимается или… – и он замер на пару секунд… – наверное, правильнее сказать – занималась?
– Кирилл, да пойми ты, что люди в больницах – это не то же самое, что люди в моргах. Они живые! Слышишь! Они хотят любви. Они хотят тепла! Они хотят знать, что на них не всё равно! Они хотят там мало. Но они знают, как много это мало теперь стоит. И уж точно чего они не хотят – это быть для всех в прошлом.
Они готовы отдать за прежнюю жизнь всё: деньги, работу, «вечно занят и не могу», спешку в никуда и не за чем, посиделки в барах и пляски в ночных клубах. Ничего не надо, только чуть меньше боли и чуть больше надежды на завтра. А про послезавтра даже мечтать не приходится.
Поэтому люди в хосписах строят хоть и кратковременные, но всё же планы. Они отмечают свои дни рождения, Новый год и все другие праздники. Они читают книги, смотрят кино, выходят в соцсети. Они продолжают жить и очень радуются, когда окружение поддерживает в них это стремление.
– Не злись. Я пытаюсь в теме разобраться поглубже. Чтоб если и молчать рядом с тобой, то с крайне умным видом.
– Дурачок! – рассмеялась она.
– Местами да, но очень редкими, – нашёлся тут же Кирилл. Ну расскажи что-нибудь уже про неё.
– Что именно?
– Как зовут для начала.
– Яна Валерьевна.
– Так официально?
– Она уже взрослая.
– Сколько лет?
– Неприличный вопрос, если что!
– Ладно. Неважно. Чем занимается?
– А давай сыграем.
– Во что?
– В угадайку. Я назову тебе ее фамилию, а ты попытаешься догадаться, какая у неё профессия.
– Это очень сложно.
– Ты чего сдаешься, еще даже не начав?!
– Просто где ты такое видела, чтоб по фамилии узнать, чем занимается человек?
– А ты в курсе, что фамилия накладывает отпечаток на род деятельности?
– С чего ты решила?
– Читала на эту тему много.
– То есть ты хочешь сказать, что фамилия определяет жизнь человека?
– Но, может, не всю и не всегда, но очень часто. К примеру, у меня есть знакомая с фамилией Несмеянова. Так вот, она реально ходит по жизни грустная и угрюмая. Посмотришь на неё, и всё понятно – это же Танька Несмеянова пришла. Сейчас над ней прогромыхает хмурая туча пару раз, может, легче станет.