Хрустальное сердце короля
Шрифт:
Эверин протерла глаза и, снова прислонившись к стенке ванны, посмотрела на птицу. Улыбка расплылась по ее красивому лицу, когда она поняла, что именно для нее сделал голубь.
— Шпионишь за мной? — ласково спросила она. — Спасибо! Я, кажется, заснула. И вода почти остыла.
Она протянула руку, приглашая к себе на ладонь, но птица осталась на прежнем месте.
— Вот как? — та наиграно надула губы, показывая, что обиделась. — А ты серьезный.
Трандуил было хотел удалиться, но оставлять ее здесь одну снова не решился.
Недавнему возмущению быстро
Она потянулась за полотенцем, наклоняясь через борт, а затем встала в полный рост, заставляя короля громко прерывисто вздохнуть. И хотя он отчетливо понимал, что некрасиво подсматривать за ничего не подозревающим человеком, отказать себе в удовольствии лицезреть столь совершенное существо, не мог. Стройные ноги, упругие бедра, тонкая талия, высокая грудь… она была идеальна и так недолговечна в масштабах эльфийской жизни, что это неизменно навевало грусть. Словно прекрасный цветок, распустившийся на рассвете… он стремительно увянет, не успеет солнце уйти в закат. Ее красота, вся ее жизнь — лишь мгновение. Этого не изменить.
Любуясь ее нетронутой красотой, Трандуил на несколько минут вырвался из угрюмого мира, где царили боль и тоска. И хотя мысли о сыне не отпускали его, он позволил себе эту слабость: просто смотреть.
Но всякие желания имеют свойства расти. И вскоре, поймав себя на мысли о том, как приятно было бы коснуться этой живой статуэтки, ощутив под своими пальцами ее влажную прохладную кожу, король резко отвел глаза и голубь выпорхнул из окна.
Направляясь по темному коридору в свои покои, Эверин услышала голоса, доносившиеся из комнаты отца, дверь в которую, к ее удаче, оказалась приоткрытой.
Дана, ласково массируя плечи старого князя, жаловалась на его дочь.
Из ее слов девушка поняла, что никто в замке, считая Деруса, не верил в выздоровление эльфа и считали ее глупой и недальновидной. Они высмеивали ее суету и жалкие попытки облегчить страдания существа, которому это вовсе не нужно, ибо состояние, в котором он пребывает, считали предсмертным и необратимым.
— Ему нужно дать спокойно умереть, а не превращать в жертву экспериментов заигравшейся в знахаря девицы, еще больше отравляя организм ядовитыми ягодами, — заключила Дана и терпение Эверин кончилось.
Она без стука ворвалась в комнату отца:
— Как вам не стыдно потакать им — вашим глупым любовницам? — прошипела она и Дана, резко прервав свое занятие, попятилась назад.
— Что? — Глаза князя сверкнули злобой. — Как ты смеешь?
— Смею! Смею! — прокричала та. — Для слуг любой наш гость — обуза, не говоря уже о тяжело больном. Они с удовольствием
Глаза Деруса предательски заблестели.
— Не слушайте ее, — призвала служанка. — Ваш сын погиб от удара меча, сразу… ну или через несколько минут.
— Пошла вон, — прошипел князь, и не сразу понявшая, что слова адресованы ей, Дана недовольно покинула комнату. — Ты знаешь, что делаешь? — обратился он к дочери.
— Да.
— Тогда спаси его.
========== 5 Глава ==========
Следующие пять дней были для Эверин абсолютно одинаковыми. Целыми днями она ухаживала за раненым гостем. А вечерами, продолжая оставаться у его постели, рассказывала жизненные истории, которые казались ей интересными. Что-то она видела сама, а что-то слышала от других. И ее невольный слушатель, казалось, был неизменно внимателен и терпелив. Порой она пела ему песни, расплетая и вновь заплетая тонкие косички. Иногда шутила и даже смеялась. Всеми силами души ей хотелось верить в то, что однажды он проснется, но чуда не происходило. А душа неведанного ей правителя Лихолесья рвалась на части от бессилия и обреченности.
В последнее время король старался лишний раз не взаимодействовать со спасительницей своего сына, но беспрестанно присматривал за ней, все больше восхищаясь ее внутренней силой. Их «беседы» с Леголасом умиляли и на время успокаивали его, но оставались малополезными, как и травы. Сын все еще был на грани. Они поддерживали его состояние, гармонируя с родительской магией, не давая сорваться, но на этом их чудодейственность заканчивалось. Кажется, это начала понимать и Эверин. И следующая ночь дала в полной мере это осознать.
Девушка спала в своей комнате, когда на ее кровать спикировал знакомый голубь. От неожиданности она вскочила, расширив в ночном полумраке глаза, но сразу же все поняла. Когда она вбежала в гостевую, служанка крепко спала, а тело эльфа сотрясала странная дрожь. Он был необычайно горячим. Тело покрыла испарина. Паника с головой накрыла Эверин.
— Просыпайся! — Она тряпкой кинула в спящую женщину: — Ты что, не видишь, у него жар?
Та вскочила и встревоженно осмотрела лежащего:
— Надо сбивать.
— Ну ничего себе, — зло огрызнулась Эверин, резко сдергивая простынь, оголяя гостя, и кинулась к кувшину с водой.
Обильно смочив тряпицу, она омывала тело, шепча утешения в его адрес и мольбы не сдаваться. Служанка помогала, как могла, желая хорошим поведением извиниться за собственное упущение. Лишь когда взошло солнце, жар спал.
Эверин не сразу пришла в себя после столь активной ночи. Все сидела у кровати эльфа, нервно заламывая руки, когда в комнату вошел отец.
— Я слышал, у вас было жарко, — неудачно пошутил он.