Хрустальное сердце (У любви нет голоса, или Охота на Лизу)
Шрифт:
Уже будучи человеком взрослым и самостоятельным, Макс часто приезжал к родителям на выходные: отоспаться, покушать домашненького, окунуться в уютную, с детства знакомую атмосферу. Сестрица Анюта тоже приезжала, а потом она вышла замуж, родила двойню и стала наведываться в отчий дом реже, в основном затем, чтобы подкинуть внуков бабушке и дедушке. Максу приходилось «отдуваться» за двоих, а потом в его жизни появилась Лора, и семья как-то незаметно отошла на второй план. Родители сначала обижались, особенно мама. Мама звонила каждую пятницу, спрашивала, приедет ли он в гости, а у него всегда находились неотложные дела, и визит к родителям откладывался
Макс посмотрел в окно, потер подбородок. Если к обеду снег расчистят, можно поехать вечером с ночевкой. Выпроводить девчонку, испросить прощения у Лоры и стартовать. Он уже потянулся за телефоном, чтобы прямо сейчас испросить прощения, но вовремя опомнился. Какое там прощение в восьмом часу утра! Лора еще спит. И спать будет до обеда, а гневаться до ужина. И это при самом благоприятном раскладе, в который верится с трудом.
Что же получается? Получается, что к родным он сегодня не поедет. И завтра вряд ли поедет. Если Лора сменит гнев на милость, то нужно будет хоть денек полежать у ее ног. А если не сменит, то придется испрашивать разрешения полежать у ее ног. Как ни крути, а поездка в отчий дом откладывается на неопределенное время. Хотя почему неопределенное? На следующие выходные у него нет никаких планов, вот тогда он и поедет. А пока можно позвонить…
Трубку взяла мама. Даже когда все были дома, к телефону всегда подходила именно она.
— Мама? — почему-то шепотом позвал Макс.
— Максим? — В голосе мамы слышались радость и удивление.
— Угу, — одним глотком он допил кофе и спросил: — Как дела?
— Да хорошо все, а ты что звонишь в такую рань? Почему не спишь?
— Соскучился.
— Ну так приезжай, — сказала мама после небольшой паузы. — Племянники про тебя всё спрашивают. Я пироги вот как раз пеку.
— Я приеду, мам, — пообещал он. — В следующие выходные. Хорошо?
— Приезжай, сынок. — Ему показалось, что мама улыбается. На его холостяцкой кухне вроде даже запахло пирогами. — Мы тоже соскучились.
— Отец как?
— А что отец? Вот, сидит, газету читает.
— Все как всегда.
— Да, все как всегда. А что ж меняться в наши-то годы?
— Мам, какие ваши годы? Вы у меня еще молодые.
В трубке послышался звонкий смех.
— Приезжай, подхалим, — с нежностью в голосе сказала мама. — Отец тебе привет передает.
— И ему привет. Я люблю вас…
После этого разговора на душе стало светлее, запах пирогов усилился. Мистика какая-то… Макс счастливо улыбнулся, прошлепал в ванную. Он успел полежать в ванне, позавтракать, полистать книжку, посмотреть утренние новости, а девчонка все дрыхла. Да, горазды спать некоторые…
Макс сидел за ноутбуком, пытался работать, когда за спиной послышался шорох. На пороге маялась его ночная гостья. Вид у нее был еще тот: помятое спросонья лицо, волосы торчком, затравленный взгляд. Девчонка в нерешительности переступала с одной босой ноги на другую, зябко куталась в Максов банный
— Привет, — сказал он, не отрываясь от компа.
А в ответ — тишина. Минуты две он делал вид, что работает, а потом не выдержал, посмотрел на девчонку. Конечно, в наше время глупо рассчитывать на благодарность, но хоть поздороваться-то со своим спасителем можно?
Девчонка стояла в дверях, привалившись плечом к косяку, и выглядела абсолютно несчастной. Разжалобить пытается. Чувствует, видно, за собой вину.
— Ты как? — спросил Макс чуть мягче, чем следовало бы.
Девчонка виновато улыбнулась, неопределенно пожала плечами.
Странная она, однако.
— Не хочешь отвечать? Хорошо. А как тебя хоть зовут? — Макс предпринял еще одну попытку навести мосты.
Может, он что-то не то спросил? Девчонка вдруг побледнела, зашарила взглядом по комнате. Отвечать она, кажется, не собиралась.
Макса охватило недоброе предчувствие. А что, если он ошибся с диагнозом? Что, если она никакая не наркоманка, а просто слабоумная? Может, у нее вчера приступ какой-то был, реакция на изменение погоды, обострение? Иначе чем объяснить ее более чем странное поведение? Стоит тут, ресницами хлопает, на вопросы не отвечает. Что с ней теперь делать? Куда ее девать? Может, психбригаду вызвать? Макс с ожесточением потер подбородок. Ну вызовет он психбригаду, а как она сюда доберется по такому-то снегу? И кто только эту несчастную на улицу выпустил? В такую погоду хороший хозяин собаку не выгонит, а тут человек, пусть даже и не в своем уме…
А может…
Макс встал из-за стола, проскочил мимо вжавшейся в стену девчонки, подобрал в прихожей куцую шубейку, обыскал карманы. Может, у нее при себе какие-нибудь документы есть? Может, адрес или телефон? Он бы с родственниками ее связался, сдал бы дуреху с рук на руки. Она же с виду аккуратненькая, чувствуется, что за ней хорошо ухаживают. Может, сбежала, а ее сейчас ищут по всей Москве?
В карманах шубейки обнаружился только фантик от конфеты. Вот и все документы…
Пока Макс обшаривал ее вещи, девчонка ходила за ним хвостом, смотрела настороженно и молчала, а потом вдруг осторожно тронула за рукав, поманила за собой обратно в кабинет. Макс и глазом моргнуть не успел, как дурочка подошла к компу, закрыла программу, с которой он работал, зашла в Word. Он, словно загипнотизированный, следил за ее манипуляциями и даже не делал попыток вмешаться.
Тонкие пальцы запорхали по клавиатуре. На мониторе высветился текст:
«Здравствуйте. Меня зовут Лиза. Я не могу говорить».
Вот оно, значит, что! Девчонка, оказывается, глухонемая. А он — дурочка-дурочка…
— Ты не-ма-я? — спросил Макс, на всякий случай четко выговаривая каждый звук, чтобы девчонке было удобнее читать по губам. Обычно ведь глухонемые умеют читать по губам.
Она поморщилась, точно от боли, утвердительно кивнула, снова потянулась к клавиатуре:
«Что со мной случилось?»
— Что с тобой случилось?! — изумился Макс. — Это ты у меня спрашиваешь, что с тобой случилось?!
Девчонка, и без того белая как полотно, побледнела еще больше. Максу показалось, что она вот-вот расплачется. Только этого не хватало!
— Так! Стоп! — Он предупреждающе поднял руки. — Никто не волнуется! Никто не плачет! Ясно?
Она закусила губу, кивнула.
— Давай разбираться. Идет?
Снова кивок.
— Значит, так: я подобрал тебя вчера на дороге, недалеко от своего дома. Ты была, мягко говоря, не в себе. Пила что-то? Или дурь приняла?