Художник, что рисует…

Alex O`Timm

Сколько бы я не разговаривал с демобилизовавшимися из армии, все в один голос говорят, что делать там не чего и это пустая потеря времени. Что-то более или менее приличное услышал только от одного из пограничников, согласившись с тем, что охрана границы достойное занятие. Все остальные или подметали все два года плац, на котором после устраивали строевую подготовку, а зимой освобождали его от снега, для того чтобы вновь разучивать шагистику, а вечером хором распевать: «Идет солдат по городу». В свободное от этих занятий время белили бордюры, деревья и подкрашивали траву в ожидании приезда большого начальства, которому до всего этого, не было никакого дела. Или все два года, занимались чисткой оружия, выпустив на учебке

три патрона. В общем если верить любому прошедшему эту школу, создается впечатление, что это насильно вырванные из юности два года, отданные непонятно зачем, непонятно кому.

А один мой знакомый попал в химические войска, до этого год отработав в пожарной охране. И когда на каких-то там занятиях начальник химической службы, начал на полном серьезе рассказывать о новейшем, только что поступившем на вооружение Кислородно-Изолирующем Противогазе Седьмой модели. Он просто не выдержал, рассказав изумленному до невозможности начхиму, ради шутки предложившему сутки увольнения любому военнослужащему, за детальный рассказ о том, из чего состоит этот противогаз и как им пользоваться, всю подноготную этого прибора. Вплоть до того чем его заправляют и как его ремонтируют при необходимости. Разумеется вместо увольнения, его потащили к особисту. Ведь для армии это считалось новейшим вооружением, а в той же пожарной охране вот вот должны были отказаться от следующей модели называемой КИП-8, в пользу аппаратов сжатого воздуха (АСВ-2). Может кто-то и защащает Родину, но только не в этой стране.

И в тоже время срок призыва неумолимо приближался. Я уже успел получить паспорт, приписное свидетельство и мне вот-вот должно было исполниться восемнадцать лет. Разумеется, техникум мне закончить дадут, надежда на это была, но вот то, что сразу после него меня призовут в армию, сводило на нет все выстроенные ранее планы.

Все дело в том, что согласно свидетельству о рождении, по которому я поступал в техникум, мне на то время уже было пятнадцать лет и в том же году исполнялось шестнадцать. Для техникума, проблем с этим не было. Мало ли что вдруг я пошел в школу на год позже, такое бывало, но зато теперь, в то время, как другие имеют как минимум полгода до призыва, за которые можно поступить в институт с военной кафедрой, у меня они были отняты. И никого не волновало, что у меня практически красный диплом, и что меня с удовольствием могут зачислить на сразу на второй курс института. Как сказал военком:

— Отслужишь в армии и, перед тобой откроются любые дороги.

То есть отдай и не греши. Оставалась единственная возможность сдаться в коллегии одаренных. Сколько бы я не оттягивал это, а дальше тянуть некуда. Конечно наличие знака одаренного не гарантирует освобождение от армии, но по слухам, служить там гораздо легче и интереснее. И я постаравшись одеться поприличнее пошел сдаваться в коллегию. Для лучшего эффекта, пока своих способностей, заранее приготовил несколько рисунков взятых с собою. Все же мои таланты, не позволяют мне исполнять трюки моментально. Для них требуется долгая и скрупулезная подготовка, но с другой стороны, я подумал, что даже при таком подходе, этого будет достаточно. Ведь не дураки же заведуют коллегией, наверняка должны знать, что может продемонстрировать тот или иной адепт.

Оказалось, что я ошибался. Либо моя демонстрация была не столь убедительной, хотя, что еще нужно то, либо здесь в коллегии действительно держат идиотов, которые купили себе место руководителя, и не могут отличить циркового фигляра, от действительно одаренного.

Приняли меня достаточно приветливо. Сидящие в секретариате две девочки узбечки с серебряными пятиконечными звездочками на груди, в центре которых вместо традиционного серп и молота красовались арабские цифры, у одной из них тройка, у другой пятерка. На робкий вопрос, что это обозначает, мне ответили, что если я докажу свою одаренность,

сразу же это узнаю. Пока же одна из них спросила, в чем именно проявился мой талант, и контролирую ли я его проявление. Ответив утвердительно на счет контроля, я рискнул предложить небольшую демонстрацию, заверив ее, что никто от этого не пострадает. И пока та девочка, у которой на лацкане висела звездочка с цифрой «2», бегала на доклад председателю коллегии, именно тот должен был лично проверить возможного адепта на одаренность, я предложил второй из девчонок, продемонстрировать свои возможности, уверив ее, что ничего опасного в этом нет.

— Вообще-то так не положено, но попробуйте. — сказала она несколько скептически.

Я достав из папки лист бумаги с нарисованным спелым яблоком протянул его ей, чтобы она внимательно рассмотрела его на предмет, что в нем нет никаких подвохов, обычных лист, обычный рисунок. Едва рисунок оказался в ее руках, она тут же спросила:

— Вы, хотите сказать, что вы «Художник»?

Последнее слово она произнесла таким тоном, будто спрашивала не о том, что я умею рисовать или, что картинка на листе нарисована именно мною. Нет, она скорее обозначила термин одаренности. А после моего кивка, даже чуть привстала со своего мета и воскликнула взволнованно:

— Не может быть!

— Почему?

— Последний представитель этих способностей ушел из жизни более десяти лет назад, не оставив после себя никаких записей, и это искусство считается утерянным!

— Может вам стоит все же попробовать яблоко? — Спросил я, доставая его из рисунка и протягивая ей.

Девочка изумленно приняла его у меня и тут же откусила кусочек, мгновением позже, она сорвалась со своего места, и бросив мне:

— Минуточку! Я быстро! — умчалась куда-то по коридору.

В этот момент, в дверях появилась первая девочка, ходившая на доклад. Она удивленно посмотрела на сбежавшую подругу, а затем предложила мне следовать за собой, и повела куда-то вслед за первой по тому же коридору. Правда вскоре, мы остановились возле какой-то двери, оббитой дерматином, и она стукнув в нее пару раз, тут же не дожидаясь ответа, приоткрыла, вошла сама и пригласила меня сделать тоже самое.

Кабинет начальника, был разделен на две части, в первой сидела старая, некрасивая полная женщина, чем-то смахивающая на бабу Ягу, или скорее ее узбекский аналог в шутку называемый «Кошмар-апа». В общем ведьма-ведьмой. Длинные посеченные волосы, непонятного цвета, крючковатый нос, узкие щелочки глаз и множество морщин на лице. Неожиданно тонким, почти визгливым голосом она произнесла:

— Алимджон Керимбаевич ждет вас, проходите не задерживайтесь. — пропустив меня в кабинет девочка осталась в приемной.

И я оказался во втором кабинете. Это помещение было наверное раза в четыре больше первого. У дальней стены, стоял массивный стол красного дерева, за которым восседал грузный мужчина узбек, восседавший за столом в деревянном кресле, будто местный бай. Впрочем, скорее всего он им и был, потому, как на его лацкане находился золоченая звездочка с явной буквой «Б» читающейся от самой двери. Что именно она означала я не знаю, но слово — Бай, подходило ему идеально. Чуть в стороне от его стола, находилась небольшая тумбочка с стоящим на ней стеклянным шаром, примерно такого же типа, что я видел пару лет назад в парке Горького, на аттракционе.

Первым делом мне было предложено положить руки именно на него. Вообще-то я еще по прошлому разу помнил, что шар не реагирует на меня, а вторую сторону своих возможностей, мне открывать не хотелось, но тем не менее я положил руки, как и было мне сказано. Как и ожидалось шар оказался безучастным к моей попытке.

— Малчик! — произнес мужчина с жутким узбекским акцентом. — Ти, зачем решиль отнимать мой время? Ти же видищь, что твой ничего не уметь! Зачем ти сюда, пришёль?

— Но я же умею. Вот смотрите!