Художник. История вторая. Земля кланов
Шрифт:
Где-то жаловались больше, где-то - меньше. Но все сводилось к одному: налаженная им ранее сеть служащих, следивших за выполнением установленных Кланом правил проживания в долине, давно и доходно жила по своим неписанным законам. И даже появись в каждом населенном пункте по суккубу, и ее бы заставили платить дань в общак, позволив творить все, что заблагорассудится.
Глядя на такое положение вещей, он понял, что поиски Иржи откладываются на достаточно неопределенный срок, поскольку дела семьи и благополучие вверенной им Долины требовали его вмешательства прежде всего. Но при каждом удобном случае, во время перелетов, отдыха,
– Сааминьш!
– позвал он как-то вечером.
– Как у тебя дела? Ты нашел его след?
По-видимому, он поймал дракона в полете, поскольку тот недовольно пропыхтел:
– Не знаю, куда мой сын мог спрятаться, но я совершенно не чувствую клановой энергетики в близких отсюда долинах. Может, этот курьер завез его в долины у моря? Они как раз экранируются высокими горами. Видимо, придется лететь туда. Как у тебя, Альеэро?
– Проблемы, Саэрэй. Придется тебе пока одному. Если тяжко, могу прислать сестричек или кого-нибудь из двоюродных братцев.
– Нет, ни в коем случае! Это мой сын. Спасибо за поддержку, Альеэро! С меня знакомство с любимыми доченьками!
– И голос дракона затих.
– И вот на кой бес нам твои дочки? У нас своих девать некуда! Эй, Саэрэй! А племянников женить не хочешь?
Снова объявившийся в эфире дракон хохотнул:
– Вот на празднике сбора урожая соберемся семьями и поглядим!
Мальчишки, подставляя лоб утреннему ветерку, дующему с моря, вышли на набережную.
– Ну и где встанем?
– Спросил Фаркаш у друга, оглядывая морской простор и пока еще малочисленных отдыхающих, неспешно прогуливающихся под пальмами.
– Вон видишь, там, рядом со ступенями, пара хвойников растет? Не жарко, тенек. Нам все видно и нас тоже увидят все.
И, придерживая висящий на ремне этюдник, Иржи отправился занимать удобную площадку.
Фаркаш быстро сообразил, в каком месте его заметят сразу и повесил там свою мишень, закрепив к дереву ремнями. Чтобы ветер не надувал на глаза отросшую челку, он надел на голову повязку, сделанную из разноцветной ленты. А еще утром, в маленьком парке рядом с домом Тони, он нашел в траве потерянное какой-то птицей белое перо в черную полосочку. Перышко было красивым, выбрасывать было жалко, и Йожеф не придумал ничего интересней, кроме как засунуть его остевой частью под повязку. И вот теперь он стоял с двумя кинжалами в руках, пером в волосах, в красной рубахе, завязанной узлом на животе и черных, зауженных брюках с наколдованными сапфирами вдоль швов. На ступнях красовались мягкие туфли в цвет пера. Он картинно отставил ногу, закрутил руками кинжалы и метнул их в щит, воткнув рядышком в самую середину.
– Молодец!
– похвалил Иржи, расставляя в десяти шагах этюдник.
– Смотри, не попади в меня!
Он достал краски, поставил кусок загрунтованного еще с вечера картона и плеснул в баночку готовый растворитель, сделанный на природных маслах. Не торопясь, приладил к пальцу палитру и, смешав кисточкой красители, стал подбирать нужный оттенок. И скоро он совершенно отвлекся от окружающего мира. Теперь на всей планете существовали только двое - Художник и его Картина.
Темно-красное, словно усыпанное прогоревшими углями, побережье медленно заходило, смачивая верхушки выступающих камней, в темно-фиолетовую прозрачную воду, которая у самого берега
Иржи быстрыми и уверенными мазками писал свой первый на чужой земле этюд, получая огромное удовольствие от этого занятия. Где-то там, далеко, на задворках сознания, остался громкоголосый Фаркаш, что-то с кем-то обсуждающий. Спрятались и притупились грустные мысли и непонятные чувства, поселившиеся в его душе с тех пор, как он здесь оказался. Не осталось ничего, кроме холста, отражающего краски двух переплетающихся друг с другом стихий и эйфории, возникающей от полета собственного вдохновения.
Спустя два часа художник положил кисти, отвел глаза от холста и вздрогнул: с ним рядом, за спиной и вокруг хвойников тесной толпой стояли люди. Они молча смотрели на этюд. Довольный Фаркаш сидел у его ног, вгрызаясь в откуда-то взятый ярко-малиновый сочный фрукт. Увидев взгляд Иржи, он улыбнулся и подмигнул, кивнув на толпу:
– А это - заказчики! Я уже свое отработал, дело за тобой.
Толпа пришла в движение, выстраиваясь в некое подобие очереди.
– Я принимаю заказы только на портретные карандашные наброски.
– Объявил он людям.
– Пейзажи, натюрморты и портреты в красках пока не продаю.
– Давай, парень, - сказал стоящий первым бородатый мужчина с солидным брюшком, - рисуй! Вставлю в рамку, подарю жене! Пусть любуется, пока я в отъезде.
Иржи несколько минут всматривался в его лицо, подмечая личностные особенности и проявления характера, выраженные на лице первого заказчика. И вот он, наконец, взял лист и карандаш. Четкие, жесткие штрихи, растушевка, акцент на блеске глаз и спрятанной в морщинах хитринке, изгиб губ человека, любящего и умеющего с наслаждением кушать и пить хорошие вина - мужчина на листе, как живой, смотрел на свой оригинал.
– Молодец, пацан. Держи свои три монеты!
– И в большой карман Иржи на груди, где лежали чистые, не использованные кисти, упали денежки. Парень улыбнулся. А вскочивший Фаркаш прошептал, что это он установил цену и привлек народ.
– Ты гений, мой друг!
– Оценил он поступок Йожефа.
– Только объясни, пожалуйста, людям, что бумаги хватит только на пятнадцать портретов.
– Так ты рисуй, а я сбегаю за бумагой!
– За бумагой и карандашами мы и так сходим. Но я тоже не железный. Пообещай, что вернемся завтра.
Второй заказчицей была дама из весьма богатого сословия с маленькой дочкой, одетой в короткие штанишки, полосатые чулочки и туфельки с помпонами. Тоненькую косичку переплетали бусики, заканчивающиеся золотыми колечками и колокольцами.
– Нас можно нарисовать вместе?
– спросила она.
– Вы - мама?
– Нет, я - тетя.
– Детка, - обратился Иржи к девочке, - расскажи о своей тете. Куда вам нравится ходить вместе?
Девочка, перестав вертеть головой, с загоревшимися глазками начала рассказывать, где они с тетей были, куда ходили, кого видели и каких замечательных кукол купили. А женщина ласковыми глазами смотрела ей в лицо.