Худшее из зол
Шрифт:
— Знаете, Пета, — Донован не сводил глаз со стены, — я должен… кое-что вам рассказать.
Пета дотронулась до его руки.
— Джо, я знаю, что у вас произошло, — мягко сказала она. — Позвоните ей.
Донован наконец на нее посмотрел: она все знает. Вот, значит, почему у него возникло чувство, что она чего-то недоговаривает. Он кивнул:
— Хорошо.
Он вышел из машины. Ноги подгибались. Он закрыл дверь, вытащил из кармана мобильный телефон.
Пальцы тряслись так,
Он затаил дыхание, пока шло соединение. Наконец трубку подняли.
Он услышал до боли знакомый голос. Когда-то он думал, что этот голос будет сопровождать его всю жизнь.
Энни. Жена.
— Здравствуй, — сказал он. — Это я, — потом на всякий случай добавил, — Джо.
Он услышал, как она охнула, будто ее ударили в солнечное сплетение.
И тишина.
В трубке только звук собственного дыхания.
— Джо…
— Да…
— Что ты… почему…
— Ты права. — Голос звучал странно, будто жил отдельной жизнью. Какой-то неестественный разговор. Он судорожно глотнул воздуха. — Послушай… я должен… попасть в дом. Нужно кое-что взять. Тебя увидеть.
— Когда?
— Прямо сейчас. Я здесь, на улице. Почти под окнами.
Он услышал шаги и увидел, как качнулись занавески в окне эркера.
— Хорошо… — Энни вздохнула. — Входи.
Донован облегченно вздохнул:
— Спасибо.
Он отсоединился. Стоял и смотрел на телефон. Потом наклонился к окну машины. Пета опустила стекло.
— Она дома.
— Удачи.
Глядя на открывшуюся входную дверь, он кивнул. В проеме на фоне бледного света из прихожей вырисовывался силуэт.
Он шел и чувствовал на себе ее взгляд. Смотрит пристально, не мигая. Как видеокамера, фиксирует каждое его движение. Не только фиксирует, но и делает выводы.
Он дошел до ворот, замедлил шаг. Положил руку на кирпичную стену, словно ища поддержки. Снова стало трудно дышать.
Энни продолжала смотреть, не двигаясь с места.
Он медленно шел к дому по тропинке, уложенной черной и белой плиткой начала прошлого века, и вспомнил, как сам занимался ее восстановлением.
Приблизился к двери.
И к Энни.
Она шагнула в сторону, чтобы его пропустить. Опустила глаза.
Он вошел в прихожую, огляделся. Именно таким он вспоминал свой дом. Все было как прежде, но не совсем. Незначительные штрихи: новые картины на стене, другой телефонный аппарат. На вешалке другие пальто. Слегка передвинута мебель. Едва заметные изменения.
Энни прикрыла входную дверь. От неожиданности Донован вздрогнул.
— Проходи, — сказала она. — Ты знаешь, что где лежит.
Он прошел в гостиную.
Дом по-прежнему дышал теплом и уютом. Тепло проникало внутрь, звало обратно. Обещало отдых в любимом кресле под негромкую музыку. Искушало позабыть о том, что осталось за дверями.
Но он не мог это сделать: то, что осталось за дверью, когда-то ворвалось в его дом, разрушив иллюзию надежности. Сейчас его искушала всего лишь холодная тень уюта — он это хорошо понимал и знал, что не имеет права возвращаться домой, как раньше.
— Присядь, — услышал он за спиной голос Энни. — Будь как дома.
По ее тону он не мог понять, сказала она это всерьез или со скрытой иронией. Он автоматически опустился на когда-то любимый стул и тут же почувствовал себя незваным гостем. Энни села на диван напротив.
Донован в первый раз внимательно посмотрел на жену. Она тоже его изучала.
Цвет волос из каштанового превратился в рыжеватый. И стрижка была другой. Другая одежда на все том же родном теле. То же лицо, только вокруг глаз новые морщинки.
Их глаза встретились. И в эту минуту все изменения, все разногласия куда-то отступили, обнажив связывающие их до сих пор нити. Внутри зажглась искорка, которую он столько времени не желал замечать.
Но эта искра, вспыхнув, погасла, когда он вдруг вспомнил — то, что их по-прежнему связывает, одновременно и разделяет. Объединяет и одновременно разбивает их сердца.
Он понял, что Энни переживает то же самое. Они больше не могли смотреть друг на друга и отвели глаза.
Сидели в неловком молчании, расстояние между ними было не просто физическим.
— Как живешь? — задала она вопрос, разглядывая свои руки.
— Нормально, — сказал он неубедительно.
— Снова работаешь?
— Да.
— Что ж, это хорошо, — кивнула Энни, зябко поежившись и обхватив себя руками.
— А ты как? — Он наклонился вперед, поставил локти на колени, сцепил пальцы.
— Нормально, — легкий кивок. — Хорошо.
— Работаешь?
— Да, но могу выбирать.
— Хорошо. А как Эбигейл?
Она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но несколько секунд молчала, подбирая слова.
— Хорошо. — Она сцепила руки. — Она молодец. Сейчас у подружки.
Донован кивнул.
Снова между ними повисло молчание. Расстояние увеличилось.
— Что ты хочешь забрать? — Она сидела прямо и перебирала пальцами.
— Кое-что из вещей. — Донован почувствовал облегчение оттого, что она вывела его на более-менее твердую почву. — Документы. Записи. Мой ноутбук, если он сохранился.