Хулиганка для Маньяка
Шрифт:
– Ну кто молодец? – коварно дергает бровями.
– Не понимаю, о чем ты.
– Давай-давай, признавайся. Падай на колени, кланяйся и приговаривай: ты лучший Матвейка, ты мне Верочку привез. Ай!
Еще одна погнутая вилка отправляется в мусорное ведро.
– Верка! Что ж ты злая какая, а? Я о тебе, между прочим, заботился. Вел, так сказать за ручку по тернистому пути, к светлому счастью.
– Ты должен мне стейки, – безжалостно припечатывает она, сложив руки на груди.
–
– Ничего не знаю, – грозно повторила она, – Стейки!
– Ладно, не бухти. Будут тебе стейки. Как и договаривались. Каждый четверг.
– Никаких четвергов, – тут же влезаю я. Мой ревнивый организм еще не привык, что Матвей не имеет никаких прав на Веру, и тут же встает в позу.
– А ты не ревнуй. А то нервы себе испортишь.
Про нервы это он зря. Меня аж дергает, и Верка тоже подбирается, надрывно тягая себя за воротничок. Кажется, у нас появилось лично слово-триггер, запускающее физиологическое стремление к размножению.
– Кстати, вот, держи, – Вера достает из кармана обручальное кольцо и протягивает его Мету, – возвращаю в целости и сохранности. Как и договаривалась.
А брат морщится:
– Я свое потерял, прикинь.
– С чем тебя и поздравляю.
– Вообще, с вами одни убытки.
– Не ворчи. Ты ж целые пятьсот рублей выиграл. Разгуляешься на широкую ногу.
Он морщит гримасу и отворачивает, а мы снова возвращаемся за стол, на котором уже появился яблочный пирог и фарфоровые чашки с блюдцами.
Сегодня мне все кажется особенно вкусным, и красивым. С души слетел камень, с которым я не знал, как жить, и теперь все было хорошо. А дальше наверняка будет еще лучше.
Мы болтаем обо всем на свете, смеемся, подливаем друг другу ароматный чай и чувствуем себя совершенно счастливыми.
– Может, останетесь у нас на ночь?
– Нет, мам. Нам домой надо, – отказываюсь. У нас еще нервы не лечены. Меня и так уже ломает оттого, что Верка рядом, а затискать ее не могу. Голод душит. Я, наверное, никогда не смогу ей насытится. Всегда буду срываться, забывая обо всем остальном.
Мы еще немного времени проводим в кругу семьи, потом Матвей сваливает, потому что его пригласили друзья.
– Когда за ум возьмешь? – тут же включается мать.
– Так! Стоп! – он поднимает ладонь, – у нас уговор. В этом году ты меня не трогаешь! Или уже забыла? Год! Триста шестьдесят пять дней, начиная с завтрашнего!
Она хмурится:
– Да, помню я, помню.
– Вот и все. Не мешайте радоваться свободе и молодости. У вас теперь Андрюшка есть, почти женатый, Верочка. Вот их и тряси.
Мама демонстративно открывает календарь на телефоне и ставит себе напоминалку, ровно через год:
– Радуйся, нахал. Но когда это время
– Я очень надеюсь, что к следующему лету ты уже будешь вся увешана внуками, и тебе станет до меня.
– Не надейся, – она его обнимает и провожает до ворот, за которыми уже ждет такси.
А мы тем временем прощаемся с отцом:
– Тоже пойдем.
Нас тоже провожают. Даже выходят на дорогу, чтобы помахать вслед.
Уже в машине, Вера стягивает резинку с волос, взлохмачивает их, а потом с блаженным стоном скидывает босоножки:
– Хорошо-то, как, – шевелит пальчиками и улыбается.
– Хорошо, – я нервно сглатываю. Меня уже просто разрывает от желания притянуть ее к себе и завладеть этим порочным ртом.
– Но брат твой придурок, – хмыкает она, – я, конечно, привыкла, что Мет шальной на всю голову, но уж никак не думала, что такое устроит. И ведь повелась. Никакого подвоха не заметила. Даже намека не почувствовала.
– Не одна ты.
Я вообще в шоке от того, что отколол Матвей. Это додуматься надо было! Так заморочиться, зайти изподвыподверта, через работу, подставную свадьбу, и все ради того наконец нас с Веркой толкнуть друг навстречу другу. Это было сильно.
– Я же его как облупленного знаю. – сокрушается Вера, – Проныра еще тот. Но даже ни единой мысли не возникло, что тут что-то не так.
– У меня гениальный брат, – произношу, не скрывая сарказма.
– Капец твоему брату. Я буду мстить и мстя моя будет ужасна.
– Что планируешь делать?
– Пока еще не придумала.
– Я в деле, – ухмыляюсь, наблюдая за тем, как маленькое чудовище задумчиво постукивает подушечками пальцев по губам и смотрит в окно.
Точно какую-нибудь гадость придумает.
Мне даже жать Матвейку. Почти. Хотя нет, не жаль.
Он, конечно, хотел как лучше, а в результате вздрючил нас так, что ого-го-го. Но эффектно получилось, что уж скрывать. До этого нас словно злой случай друг от друга отводил, а тут так все наложилось одно на другое – и притяжение, и ревность, и бессильная ярость, что больше никогда и не разлипнемся.
Всю дорогу до дома мы обсуждаем, как бы отыграться на Матвейке, чтобы ему жизнь медом не казалась.
– Давай его на кол посадим? – добродушно предлагает Верочка.
– Нельзя. Он нам счастья хотел.
– Ах, да. Точно, – хмыкает она и тут же добавляет, – так мы ему счастливый кол найдем. Из какого-нибудь волшебного баобаба. Пусть радуется.
– Нет, на кол мы его сажать не будем.
Она откровенно печалится:
– Жаль.
До чего же девочка милая. Просто цветочек аленький.