Хулиганка и бунтарь
Шрифт:
— Я тоже только этим и спасаюсь. Но это трудно — безучастно смотреть на свою жизнь со стороны и представлять, что это всего лишь длинный глупый спектакль. А ещё с Люськой история. Помнишь, я тебе про неё рассказывала? Надо будет вас как-нибудь познакомить…
— У неё же вроде парень был.
— Уже нет. Тем более там такое недоразумение, что лучше ни с кем, чем с таким…
— Любовь разбилась о лодку быта?
— Любовная лодка разбилась о быт! — отрезала Катя, не любившая,
— Почему не шьют? А я?
— Андрей, я же сказала — мужчин.
Хордин поник.
— Так что там с твоей подругой? — скрывая расстроенный тон, бросил он.
— У неё завёлся поклонник.
— Заводятся тараканы.
— Поклонники тоже. Это у тебя, кроме тараканов, ничего не заводится…
— И что сделал Люсин поклонник? — Андрей начал терять терпение.
— Он через курьера подарил ей на День сухого Витамина этимологический словарь Макса Фасмера — первый и четвёртый том.
— Может, это тайное послание? Вы в книгах никакой шифровки не находили?
— Какое, к чёрту, послание? — воскликнула Катя. — Она давно такой словарь хотела и всем подряд о нём трепалась.
— Значит, круг подозреваемых довольно широк?
— Мы с Люськой думаем, что это кто-то с работы.
— А зачем он ей нужен? — спросил Хордин.
— Кто? Поклонник? Поклонники всем нужны. Для самооценки. И для подарков, между прочим. Это сейчас, кстати, был намёк…
— Нет, я про словарь.
Катя разочарованно цокнула языком.
— Это, конечно, для тебя книги всего лишь безвинно загубленные деревья, но некоторые люди, представь себе, черпают в них знания…
— Я в курсе. Я имел в виду, почему твоя подруга хотела именно этот словарь?
— Хорда, ты такой зануда! Неудивительно, что после тебя преступники становятся рецидивистами.
— Я не зануден, я рассудителен, — терпеливо поправил Андрей.
— Короче, ты должен нам помочь.
— А я чё?
— Столица Корсики[61]. Кончай нудить, скажи, как вычислить этого тайного поклонника?
— Ну не знаю. Пусть твоя Люся принесёт словарь на работу и как-нибудь его продемонстрирует. Преступник… то есть поклонник… обязательно себя выдаст.
— А это мысль. Всё-таки умеешь ты здраво рассуждать, следователь Хорда.
— Кать, — доверительно начал Андрей, — ты за последние две минуты подняла восемь тем и ни одну не довела до конца. Если бы ты сидела у меня на допросе,
— Слушай, а как ты свои допросы проводишь? — оживилась Катя. — Ужасно интересно. Небось, направляешь лампу в лицо и пытаешься давить психологически. Интеллектом-то вряд ли получится…
— Я никуда не давлю! У нас даже нормальной лампы нет, чтобы давить! Это только в кино допросы с лампой в лицо бывают.
— Да, Андрей, про тебя уж точно кино не снимут.
Хордин огорчённо вздохнул.
— Катюш, я ведь стараюсь тебе понравиться…
— Плохо стараешься. Между прочим, я так и не получила от тебя подарка на четырнадцатое февраля.
— Я реабилитируюсь восьмого марта.
— Ну попробуй.
— А что ты хочешь, что бы я тебе подарил?
— Если найдёшь на диске немой фильм с Маяковским «Барышня и хулиган» 1918 года, зацелую тебя до полусмерти.
— А почему только до полусмерти? — спросил приободрившийся было Андрей.
— Чтобы хоть половина тебя осталась Насте.
Анастасия Волкодав была больной темой для Хордина, и он не ответил.
— У меня такое ощущение, — продолжала Катя, — будто у вас ничего не получается не потому, что она тебя не хочет, а потому что ты её тоже подсознательно не хочешь и неосознанно радуешься, когда она тебе отказывает… Андрей, ты здесь?
— Я здесь.
— Ты меня так не пугай. Когда ты долго молчишь, я сразу начинаю думать, что у меня связь прервалась.
Андрей устало прикрыл глаза.
— Но если мне нечего сказать?
— Тогда говори какую-нибудь кодовую фразу, чтобы я понимала, что ты на связи и я не вещаю в пустоту.
— Например?
— Что-нибудь малозначащее. Например… «я сижу».
— Чего это «я сижу»? — недовольно откликнулся Хордин.
— Это будет значить, что ты задумался и пока не можешь ничего мне сообщить по данному поводу.
— Ладно, хоккей.
— Андрей, скажи честно, ты любишь Настю?
Повисла напряжённая пауза. Что он мог ответить? Хордин и сам понимал, что они вместе от безысходности, лишь бы не быть в одиночестве.
— Андрей. Почему ты молчишь?
— Я сижу.
Катя выдохнула в трубку.
— Вот и сиди себе дальше.
— Ты же сама попросила говорить эту глупую фразу, когда мне нечего тебе сказать.
— Андрей, не надо передо мной оправдываться.