Хулиганка
Шрифт:
Остались в моей памяти и приятные воспоминания от Крыма. Я обожала ходить с тетей на рынок, где лежали горы красивых фруктов: ароматных персиков, груш и яблок, янтарные гроздья винограда, но я находила свой любимый фрукт и тут же бежала к нему, показывая пальцем своей тете, чтобы она немедленно мне его купила. А фруктом был большой ярко-красного цвета помидор, который я тут же начинала есть.
Любила я также гулять по Ялте. Ялтинская набережная мне тогда казалась чудным райским по красоте своей местом, где гуляли приезжие курортники,
В Ялте располагалась киностудия, куда приезжали кинорежиссеры на съемки своих фильмов, несколько раз и меня хотели привлечь для участия в съемках фильмов, например, таких, как «Овод», «Богатырь идет в Марто», но тетя не соглашалась отдать меня в руки режиссерам, ссылаясь на разные причины.
На набережной была небольшая звукозаписывающая студия, где любой желающий мог записать и отослать домой в виде привета звуковое письмо — такую гибкую пластинку с видом ялтинской набережной. Тетя с дядей тоже решили послать такую пластинку моим родителям в виде привета от их небесного создания — дочки Нинули.
Я записала на своей первой пластинке вот такую песенку:
1-й куплет: Ереван мой милый Всех зовет сюда. Здесь чудесный воздух, Хмельная вода. Персики, черчхели, Сладкий виноград. Приезжайте в гости, Будет очень рад. Припев: Ай джан Ереван, Родина моя. Ай джан, ай джан Милый Ереван. 2-й куплет: В милом Ереване Девушка живет. Целый день тоскует. Телеграмму ждет. Милый, я тоскую, Вышли восемьсот. Припев. 3-й куплет. У нас пропал мальчишка, Ему сорок лет. Мама с папой плачут, Карапета нет. «Вай, что мы будем делать?» Карапет пропал. Карапет, наверное, В ресторан попал! Припев.ГЛАВА II
Мои любимые родители
Когда окончилась война, мы поселились в подвале небольшого деревянного дома. У нас была малюсенькая комната с кроватью, столиком и стулом. В подвал часто подбиралась вода, и крысы буквально карабкались по стенам, пытаясь выбраться из водяного плена. По утрам отец сажал меня на плечи и нес в детский сад в малышевую группу.
Не могу не вспомнить один приятный эпизод из этого раннего периода моей жизни. Был Новый год, в саду украсили большую елку и устроили утренний праздник. Выступали дети — кто пел, кто читал стихи, а меня поставили на стул и попросили спеть песенку. Я запела:
Скачет между травками Быстроногий зайчик, Смел своими лапками БелыйИ т. д.
Затем дети стали водить хоровод вокруг елки, а родители, сидевшие недалеко у стены, с любовью наблюдали за своими чадами.
Вскоре в зал вошел Дед Мороз и начал раздавать всем детям долгожданные подарки. Дошла очередь и до меня. Взяв в руки подарок, я поблагодарила Деда Мороза, посмотрела ему в глаза и тут меня что-то насторожило. В глазах Деда Мороза было что-то знакомое, доброе и совсем не холодное — морозное.
А после праздника ко мне подбежал один мальчишка, который был старше меня на группу, и громко во всеуслышание сообщил мне: «А Дед Мороз-то был твой папка! Не веришь? Вон его усы и борода!»
Позже я спросила у папы, правда ли это. Вначале он отрицал, а потом сознался. Но меня этот факт нисколько не огорчил, скорее наоборот. Я впервые ощутила чувство гордости за моего отца — Мой Папа! Мне иногда и сейчас кажется, что мы не только внешне с ним похожи. Запоет мой папуля какую-нибудь мелодию, а я ловлю себя на мысли, что в этот самый момент, когда он поет, я тоже пою ту же самую мелодию и в той же тональности, только пою про себя, внутри. Так у нас случалось не раз.
Шел 1957 год. Если вы помните, летом в Москве проходил 7-й Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Для меня то лето запомнилось хорошими событиями: окончился учебный год, наступили летние каникулы, шел фестиваль, помню, мы с братом бегали, попрошайничая у иностранных гостей значки и разные сувениры, ну и наконец-то — главное. Мой отец, молодой, красивый и прекрасный музыкант-барабанщик, работал в ту пору в коллективе очень известных тогда артистов жанра сатиры и юмора Александра Шурова и Николая Рыкунина. Это был большой коллектив артистов эстрады, включая эстрадный оркестр. Программа коллектива состояла из лучших номеров и отличалась высоким художественным уровнем, в соответствии со стандартами того времени в ней были веселый юмор и острая сатира, песни и танцы.
После репетиционного периода новой программы был составлен гастрольный маршрут, в который входили такие города, как Одесса, Киев, Львов, Рига. Программа пользовалась огромным успехом у зрителей, и залы были заполнены до отказа. Публике особенно нравились Н. Рыкунин и А. Шуров, которым в конце спектакля зал рукоплескал, выкрикивая: «Браво, Рыкунин! Браво, Шуров!»
Я забыла сказать о том, что в поездке принимали участие и мы с братом Леней. Мы не пропускали ни одного спектакля и запомнили до мельчайших подробностей исполнение всех номеров и даже мизансцены, только уже за кулисами театра. Однажды мы пригласили к себе в номер Н. Рыкунина и показали ему этот спектакль в нашей, детской, интерпретации. Мне показалось, что он пришел в восторг от того, как мы все исполнили.
Рыкунин был человеком высокого роста, очень разносторонним, отличался артистизмом, обаянием и имел умную светлую голову. А. Шуров, напротив, был маленького роста, толстый, играл на фортепиано куплеты, но часто на сцене забывал свои репризы, и всякий раз, когда это случалось, Рыкунин выручал его, повторяя известную хохму. А выглядело это приблизительно так: Рыкунин громко, многозначительно произносил длинное «А-а-а-а…» и в это же время рукой касался собственной головы, а потом той же рукой показывал Шурову на свой зад. В зале никто ничего не понимал, но, увидев, как музыканты и другие артисты, находящиеся на сцене, хохочут, зал тоже начинал смеяться.
Как на сцене, так и в жизни Рыкунин и Шуров были очень милыми людьми, и общение с ними доставляло истинное наслаждение. Я с удовольствием вспоминаю ту поездку и тот великолепный коллектив.
Моя мама по жизни — очень веселый человек и, живя с мужем-музыкантом, любила среду музыкантов, не раз сама подшучивала над кем-либо, но, разумеется, по-доброму. В оркестре был еврейский парень, скрипач. Звали его Гера. Очень трогательный, сентиментальный молодой человек, который нередко советовался с моей мамой по разным житейским вопросам, а та частенько напевала ему смешную песенку, которая вызывала у нас, у маленьких, такой смех, что начинал болеть живот, но Гера не обижался: