Хундертауэр
Шрифт:
Жар спадал медленно, неохотно, столб пламени обрастал поверху облаками пепла и плевался снопами яростных искр, но расползаться по лесу не собирался. Генерал на него в последний раз посмотрел из-под ладони с откровенным уважением, припомнил как в свое время познавал чудесную боевую эффективность катапульт, пуляющих зажигательными снарядами. Ему-то, в ту пору зеленому новобранцу, верхом огневой техники казались стрелы с горящей паклей вокруг наконечника! Чудесная же машина из брусьев и перевитых жгутов-канатов поначалу казалась излишним изощрением ума больных на всю голову дварфов, вовсе ненужным и даже оскорбительным честному воину. И только когда катапульты доказали свою смертоносную эффективность, разнося на великом расстоянии осадные башни-турусы и превращая их в гигантские
Кижинга уже утопал следом за удаляющейся парочкой, а Зембус, прежде чем удалиться, не поленился дернуть генерала за рукав разогревшейся кольчуги.
— Пошли, генерал. Если ты вдруг туда бросишься, я ж тебя не удержу!
— Зачем брошусь? — не понял генерал.
— Ну, за твоими начальственными мыслями разве угонишься? Только что вещал что-то о печеных яйцах.
Панк всхрапнул возмущенно, обтер с лица обильный пот, размазав при этом гарь и сажу. Его зеленоватая физиономия в таком оформлении в темноте выделялась только блестящими белками глаз — даже при гоблинском темновидении не различишь других черт. Кольчуга его, унаследованная от иномирового гзурского богатыря, и так изготовлена была из темно-серого металла, так что менее острый взгляд не различил бы в мрачной глыбе признаки живого, да еще такого экспрессивного создания.
— Ну и наглый же вы у меня народ! Сдать, что ли, вас гному в услужение, в довесок к его собственным воинствам? Сам изойдет на это самое, безо всякого бития! Хорошо, что я ко всему привычный, не то бы начал огорчаться и даже расстраиваться.
И потрюхал за скрывающейся во тьме спиной Кижинги. Друид напоследок окинул сквозящим болью взором деревья с обуглившейся корой, поникшие от нестерпимого жара веточки на тех, что оказались ближе к пламени и сейчас, подсвеченные багровым заревом, смотрелись особо зловеще, негодующе скрипнул зубами и тоже начал потихоньку отступать, правда, не поворачиваясь к пожару спиной. Со всех сторон шумел напряженный внезапной болью Лес. Хорошо быть бесчувственным генералом! Тут представления не имеешь, откуда прилетит незваный подарок, если Лес сочтет тебя виновным в этой боли… Страшновато это! Словно находиться в пасти исполинского чудовища, которому достаточно вяло шевельнуть языком, чтобы зашвырнуть тебя в свою бездонную глотку, или перемолоть тебя на зубах в кашицу, или одним плевком отправить в такую даль, из которой выбираться будешь еще и не с такими приключениями, как из гнолльей деревни. Потому-то Круг Друидов во все времена предписывал в высшей степени деликатное отношение к природным явлениям. Не из-за какого-то там гуманизма — какой гуманизм у гоблинов! А потому, что друиды, даже если и не понимали всего величия обломившегося им под заселение Злого Леса, то по крайней мере его чуяли, как всякий добрый кулак, способный надраить физиономию. Не больно-то потом его подачками попользуешься!
Но Лес не покушался ни на спутников огнеопасной эльфы, ни на нее саму, хотя и шумел потревожено. То ли никак не связал суетящуюся мелочь с опасным проявлением, то ли со свойственным исполинам тугодумием еще не успел осознать происходящее и найти в своих недрах виновного. Впрочем, куда ему спешить? Эльфы бессмертны, вот явится та же Тайанне лет через тысячу во главе очередной волны своих собратьев по гоблинские души, тут-то Злой Лес и оправдает свое прозвание. А эльфу скрутит склероз, и будет она исступленно молотить кулачками по земле, не в силах понять, почему вокруг нее творятся необъяснимые безобразия с участием внезапно озлобившихся елок.
Жизнь — штука сложная.
И еще больше ее осложнило появление вражеской кавалерии.
Без прокладывающего курс друида ручкающийся с эльфой Хастред вполне закономерно сбился с пути и вместо того, чтобы вернуться на безопасное место лежбища, выбрел ни много ни мало к Южному тракту. Как раз к тому моменту, как с него свернули
Лошадь испуганно взвизгнула. Тайанне так же испуганно матюгнулась, враз распустив в вермишель всю интимность момента. Хастред встрепенулся, обнаружив перед собой конскую морду, перевитую ремнями сбруи, отцепился от эльфийки и сделал то, что обычно первым приходит гоблину в голову при виде изрядной морды: сплеча влепил в нее кулак. Да не абы как влепил, а хватил со знанием дела, слепленным из тщательного изучения анатомии, годов упорной тренировки по кабакам и дорогам и завидного мордобойного генотипа. Несчастное животное взвыло и осело на круп, пустив из носа горячие кровавые струйки. Воин свалился через заднюю луку, треснулся головой о толстый корень и мучительно застонал, не в силах стоически воспринять такие разительные перемены в мире.
— Во ты гад! — ахнула эльфийка благоговейно. — Лошадь-то за что? Тоже в генералы метишь?
— В паладины, — буркнул Хастред обескураженно, потрясая отшибленной о прочный конский череп рукой.
— Неее… Тогда бы ты ее не рукой…
Каратель с трудом уселся, ухватился рукой за голову в шлеме-саладе. Меч его, длинный седельный бранк, как висел на седле, так на нем и остался. Вряд ли бедолага вообще успел понять, что же именно произошло с ним самим и его лошадью.
— Эй, приятель, ты не из людей барона Талмона? — окликнул его Хастред, посчитавши, что честность — лучшее оружие.
— Нет, — прогудел воин, прижимая шлем покрепче. — Я… из сотни капитана Ульпитрия, Второй полк карателей Ордена Гул…
Хастред немедленно шагнул к нему и с маху пнул сапогом в открытое лицо. Железная шапка улетела далеко в темноту, а воина подбросило и перекатило через голову, уложив ничком. Так он и остался лежать, распластавшись по земле как расплющенная лягушка, а перепуганная лошадь поднялась на ноги, грузно взбрыкнув крупом, и с тоскливым ржанием припустилась через лес.
— Если все еще в паладины метишь, то опять не угадал, — машинально объявила эльфа. Ответить ей гоблин не успел — из темноты выдвинулись еще две верховых фигуры, одна из них отклоняла ветки острием меча, а вторая светила перед собой факелом. В его бледном (после эльфиного-то пожарища) свете в сторонке угадывался и третий всадник. Вот не было печали! — только и успел подумать Хастред, ухватывая эльфийку за ворот камзола и следом за собой утаскивая за ближайшее толстое дерево.
— Сама могу! — обиженно вспискнула Тайанне, которой такое обращение ничуть не польстило. — Грррубиян!
— Заткнись! — простонал книжник, извернулся и неуклюже выволок из-за спины топор черного рыцаря — слишком тяжелый, чтобы быть привычным. В руках он, однако, лежал как влитой, придавая уверенности, и, перехватив его наотлет, Хастред слегка перевел дух. Может, еще пронесет?..
— Сам заткнись! Не груби даме, скотина!
В отдалении появился Кижинга, обвел взглядом живописный пейзаж с вырубленным подчиненным Ульпитрия и понятливо привалился спиной к соседней сосне. А кони топали уже широким фронтом, насколько позволял определить слух — углубляясь в лес со стороны тракта в сторону пожарища.
— Едут свой телепорт проверять, — шепотом сообщил Хастред эльфийке.
— Хорошо бы с разбегу въехали, чтоб уже не выбрались, — отозвалась та. — На второе такое кострище меня не хватит.
— Эге, да это лошадь Альпида! — раздалось рядом. — Лови ее! Что с ней? Мечется как чумная! А сам он где?
— Сейчас им лошадь нас выдаст, — сердито зашипела эльфийка в ухо книжнику. — Надо было ей тоже ногой наварить! А то морда в кровь, сразу ясно, что с гоблином задралась!
— Если бы задралась, то как раз и наварил бы, — вполне резонно возразил Хастред.