Хутор Дикий
Шрифт:
Девушка поднялась со стула, поправила юбку. Михаил молча кивнул и взял бумагу. Сафонов вдогонку добавил:
– Михаил Егорович, не уходи домой не переговорив со мной. Есть срочный вопрос. Зайдешь в конце дня…
Михаил провел Марию, как следовало из заявления, так звали девушку, в свою комнату. В который уже раз она рассказала то, что коротко было изложено в заявлении.
– Заявление писал юрист? – спросил Михаил.
– Да. Была в консультации…
– Напрасно тратили деньги. Могли бы нам сделать устное заявление, а мы бы его зафиксировали на бумаге.
– Какие там деньги!
– Вы
– Еще подрабатываю.
– Где?
– В парикмахерской. В школе у нас была такая специализация. Можно было еще шить. Но мне не нравилось. Потом я закончила дополнительно курсы…
Так Михаил без переходов приступил к сбору необходимой информации. Расспросил о родственниках, где и с кем живут, чем занимаются. Когда Мария последний раз видела бабушку, о чем они говорили. Оказалось, что в день убийства к бабушке приезжал парень, жених Марии. Так назвала его сама Мария. Эдуард, Эдик Музыченко. Через него бабушка передала картошку и другие продукты: сало, десяток яиц, соления…
– Он часто ездил на хутор?
– Раза два в месяц. Чаще всего со мной… Иногда я ездила одна.
– Где он живет?
Мария смутилась, щеки покрылись румянцем:
– Прописан в общежитии, но живет у меня.
– У вас есть квартира? Ее адрес в заявлении?
– Да. Однокомнатная. Осталась от родителей. Когда отец женился, где-то через год после смерти матери, бабушка сказала, чтобы уходил к новой жене, так как делить нечего…
– Ваш отец бабушкин зять или сын?
– Родной сын. Причем единственный. Она его воспитала одна. В сорок пятом году в госпитале влюбилась в одного офицера. Она ведь воевала, у нее много наград. Была снайпером… После второй женитьбы отца она все переписала на меня. У бабушки хороший дом, постройки, сад.
– Завещание нотариально заверено?
– Да.
– Круто она с ним… Он знает об этом
– Знает. Они давно не ладили. Из-за мамы. Особенно после того, как мама умерла. Бабушка была на ее стороне. А отец пил и пьет сейчас…
– На чем основаны ваши подозрения, что ее убили намеренно?
– На хуторе и в Рябошапках ходят слухи об убийстве. Слухи на пустом месте не появляются…
– И это все?
– На хуторе ее не любили. Как бы вам это сказать, она была очень правильной. Много лет работала в колхозе бригадиром. Говорят, была очень строгой, но справедливой. Потом ушла на пенсию, но могла встретить человека на улице и сказать ему в глаза всю правду…
– Разве этого достаточно, чтобы убить человека?
– Вот пример. На хуторе живет парень, мой одногодок Володя Гонтарь. Работает трактористом. Не хочу сказать, что он убил. Но она его прилюдно называла дезертиром и грозилась пожаловаться в областной военкомат. Его мать продавщица сельпо, денег куры не клюют, откупила его от армии. Если бы вы побывали на хуторе…
– Непременно побываю, но мне нужно осмотреть и дом вашей бабушки. Возможно, остались какие-нибудь письма, записки или заявления, которые могли бы пролить свет на мотивы убийства и помочь найти убийцу, если он существует.
– Вы все еще сомневаетесь?!
– Сомнение самый лучший метод следствия. Когда вы будете на хуторе? Чем скорее, тем лучше…
– Завтра. Или вы не сможете в субботу?
– Не будем откладывать. Хотя бы в
– Я вам так благодарна!
– Мы еще ничего не сделали…
Она попрощалась и ушла заметно ободренная, после того, как они согласовали время завтрашней встречи: около десяти утра.
Михаил связался по телефону с райисполкомом и сельсоветом в Рябошапках, чтобы ему приготовили необходимые материалы по хутору. Нужный отдел исполкома был в соседнем здании и через некоторое время он уже рассматривал план застройки Дикого. Название хутора сохранило фамилию первого хозяина, потомки которого были раскулачены и затерялись где-то на шахтах Донбасса. После голода 33-го года сюда переселились несколько семей из Запорожья.
С тех времен не осталось ни одной постройки. Глубокий овраг, называемый местными жителями Змеиной балкой, тянулся мимо хутора на много километров до самого моря и был во время войны рубежом обороны, сначала наших, потом немцев. Оба склона балки были изрыты окопами и усеяны остатками ржавого металла.
Почти каждый год весной или после ливней летом вода вымывала солдатские кости. Их сносили в братские могилы, разбросанные вдоль балки, не разбираясь особенно, чьи это кости.
Сафонов принял Михаила около шести. Пожилой, аскетического вида человек, высокого роста, он и за столом выглядел внушительно. С задумчиво-мрачным выражением на худом продолговатом лице Сафонов долго перебирал бумаги, собираясь с мыслями:
– Мы решили… м-м-м, я решил освободить тебя от работы по жалобе на Симоненко…
– Почему?
– Расследование убийства этой старушки нужно провести быстро. Больше недели, от силы десять дней я тебе дать не могу. Потом на тебе еще дело Гливкой. По политическим соображениям его в этом месяце нужно передать в суд.
– Вы понимаете, что я не могу подвести своих односельчан. Они на меня надеются. Для них мое отстранение будет большим моральным ударом. Еще одним доказательством силы Симоненко или моей трусости. Меня не устраивают оба варианта…
– Есть еще веская причина. Ты не можешь быть объективным. У тебя есть личные счеты…
– Я не присяжный, не народный заседатель, наконец, не судья. Следователь добывает факты. Дело суда считать их доказательными или ложными. Мое личное отношение к Симоненко здесь ни при чем.
– Буду с тобой откровенным. В районе все знают о наших дружеских отношениях. Стань на мое место. Если бы твой друг попал в такую историю и попросил у тебя такую малость, как заменить следователя?
– Если бы мой друг был районным прокурором, я бы остерегался сомнительных авантюр или, по крайней мере, с ним бы посоветовался до того…
– Он крепкий хозяйственник, золотой фонд сельских руководящих кадров. Такими нельзя разбрасываться.
– Насчет золота вы правильно заметили. Он озолотился. Вы лучше меня знаете, на него уже была масса жалоб. Резолюция везде одинакова: “Все в рамках действующего законодательства, оснований для возбуждения уголовного дела нет”.
– Очень надеюсь, что так будет и на этот раз.
– А я в этом уверен. Поэтому ваше решение нахожу опрометчивым. Он обеспечил себя и своих родственников на три поколения вперед. Самое худшее для него – снимут с должности председателя.