Хуторянин
Шрифт:
Алекс оставил беспомощную Гретту и присев около печи осторожно поместил в её гудящее жарким пламенем нутро короткий железный прут. Старательно и осторожно действуя кочергой поместил его кончик с небольшой плоской нашлёпкой в самый жар. Пристроил на каменный пол перед печью вынутую из пекла кривую железку, потом и сам замер на теплых досках пола не сводя прищуренных глаз с танцующих в печи языков пламени.
Когда нашлёпка засветилась и стала тёмно-малиновой вновь вооружившись кочергой надёжно прижал торчащий из топки конец короткого прута и плотно, с натягом обмотал его полосой кожи. Насквозь пропитавшее её масло, зашипело охлаждая металл, тяжелый запах от попавших в огонь и сразу же сгоревших капель смешался с запахом подпаленной кожи, ударил в нос. Вынув железку из печки Алекс судорожно обхватил импровизированную рукоять
За последние дни он сотни раз вгонял почти такое же горячее клеймо в старую воловью шкуру прежде, чем добился своего. Преодолев слабость отравленного и ослабленного современным комфортом чела выучился ловить глазом нужный цвет свечения раскаленного металла и не морщась от запаха одним точно выверенным движением вгонять тавро в плоть. Безошибочно, чутьём определяя нужную глубину и время. Теперь раскалённое железо оставляло на коже не смазанное пятно непонятного вида, а небольшую, в детскую ладонь, чёткую глубокую гравюру [62] . На заостренном снизу высоком миндалевидном щите в ракурсе три четверти голова волколака с оскаленной пастью и грозно встопорщенным загривком на фоне перекрещенных широких длинных лезвий на толстых коротких древках. Рэй оказавшийся гением в мелкой работе с железом целую седмицу ночами возился в кузне с тавром.
62
глубокая гравюра — вид гравюры, когда краска покрывает дно выдавленных эстампом на бумаге различной глубины впадин.
Пятнать раскаленным железом шкуру давно сдохшей животины или прижать малиновый от жара кругляш к живой женской коже… Движения, вроде как, совершенно одинаковые… И результат, в конце концов, почти совпадает… Только частично трансформировавшись Алекс сбил адреналиновую бурю, почти угомонил сердце и всё же шагнул к распятой на лавке одурманенной сильнейшей дозой сонного эликсира жертве.
«Ну вот исчезла дрожь в руках» (c). Чужак словно со стороны наблюдал, как огромная, неуклюжая с виду лапа Зверя, плотно обхватившая обмотанный кожей конец короткого прута перетекает в человеческую руку. Короткий, но глубокий вдох. Кислород заполнил лёгкие, мгновенно прочистил мозг. Мгновенная ожидание, пока металл чуть и раскалённое тавро словно целует к верхнюю часть правой ягодицы чуть ниже пояса. В нос шибает запах горелого мяса, совсем как позавчерашней ночью, в глухом лесу, где прошел генеральный тест на диком подсвинке. В награду отчаянно визжащая прима получила свободу и мгновенно исчезла в кустах. Жалко терять вкусное мясо, но лишние вопросы ни к чему.
«А-я-яй, твое оборотничество. А промыслит кто свинку? Признайся уж сам себе-то. Пожалел животинку. Когда свежим-то клеймом налюбовался, чуть ли не родной стала.»
Свинку то худо-бедно пометил, а человека сколько не тренировался, сколько не готовился, без Зверя не смог.
«Врут романисты, цивилизация не человека не корочкой сверху ложится, в самое нутро она вгрызается. Вон, последыши Никитки Лысого, как ни гадили, лишь третье поколение в другую цивилизацию перекрестить смогли.»
Гретта.24.04.3003 год от Явления Богини. Хутор Овечий. Вечер
Очнулась от дикой сухости во рту. Точно, сонный отвар. Отходняк после зловредного травяного зелья даже она, крестьянка-хуторянка в первом поколении узнаёт. Прислушавшись к тусклым от головной боли ощущениям поняла, что лежит животом на широкой скамье прикрытая сверху широкой простыней. Такие Зита только для хозяйской постели покупала. Попыталась встать и чуть не взвыла от боли пронзившей затёкшее от долгой неподвижности тело. Какое-то время время лежала сцепив от боли зубы пережидая пока жгучие мурашки корёжат её тушку. Наконец смогла медленно и осторожно повернуть и даже слегка приподнять голову. Большего не дали руки, крепко примотанные к ножкам скамьи широкими полосами кожи. Подёргалась, чувствуя как проходит онемение, оживает тело. Но вместе с чувствительностью навалилась боль. Болело все, но справа, чуть
— …та!
— Тише пигалица, — губы пока двигались с трудом, но выговорила.
— Услышала, слава Богине, — голосок девчонки прозвучал нарочито сердито, но Гретта легко различила нешуточное облегчение, — вы, мамки, с ума по одной сходите, а не разом, ладно? А то тебя два дня нет, маму Лизу хозяин вчера утром выпорол. Сам. Не сильно, но она совсем плохая стала. Сидит в коровнике, на всех ругается. Шадди с Маликом ревут, кругами вокруг нее бегают, а она их в упор не видит. Меня мама Зита на кухню засунула, к хозяину больше не пускает. И тоже не в себе. Крутится и в доме, и на огороде. Розгу из рук не выпускает.
А загон уже почти закончили, там сейчас только старшие мужчины. Их стерегут собаки, да хозяин вокруг по лесу бродит. Девки его боятся, говорят, он и вовсе чуть ли не зверем стал… страшный. Глянет, сердце так и мрёт… Но я его не боюсь… вроде… днем…
— Стой, балаболка, стой. Вода для питья есть?
— Ой, есть, конечно, но… — девчонка замялась, — хозяин велел тебя только этим поить.
— Велел, давай, — Гретта даже обрадовалась, разбавленное холодное вино из знакомой фляжки утоляло жажду куда лучше простой воды, а солоноватый привкус больше не раздражал, вроде как, притерпелась. Высосав еще кружку заставила себя остановиться. Если девчонка ее не отвязала, значит ей запретили, поэтому стоит потерпеть. Во избежание сюрпризов. Неотложные дела, она сделала ещё когда одна ждала экзекуции. На всякий случай. Григ ещё будучи сотником ополченцев любил поиздеваться. Особо упрямых провинившихся шлюх он голышом связывал валетом так, что их головы оказывались зажаты между бёдер друг у друга сажал в тесную яму и держал так, пока природа не брала верх над терпением.
— Мама Гретта, хозяин разрешил тебе руки от лавки отвязать и просто впереди связать. Я сделаю?
Старательная возня Рина с ремнями тянулась бесконечно долго и Гретта едва выдержала, но теперь она могла двигаться, изгибаться, ей даже удалось слегка приподняться на локтях. Вредная девчонка не дала ощупать низ спины, но и там боль начала понемногу стихать и теперь женщина наслаждалась покоем. Недолго. Пока её внимание не привлекли тяжёлые вздохи. Рина закончила возиться с простынями и теперь с видом глубоко и незаслуженно обиженного ребёнка медленно сматывала с талии длинный и узкий плетеный поясок.
— Кашку пересолила или в постели доигралась? — Гретта ехидно прищурилась.
— В постели. На двадцать ударов наговорила.
— Трещала, небось, как сорока.
— Угу, — Рина стала совсем несчастной, — а раньше ничего, хозяин только морщился иногда. Девки правду говорили, совсем злой стал. Тебя с мамой Лизой сам наказал, а надо мной, какой день крысеныш изгаляется.
— Бьет сильно?
— Пакостливо. Все поддернуть норовить, кожу порвать. С розгами здорово приноровился, у девчонок на спины смотреть страшно. А теперь еще и лапает по-всякому.
— И тебя?
— Угу. И смеется, гад. Раз, говорит, папахен свою сеструху драл, значит и он свою оприходует. Как только Чужак наиграется..
«Мальчик-то совсем плохой. Надо Зите сказать, пусть приструнит, не дай Богиня, Ринка сболтнет хозяину. Девки ладно, отоврётся недопёсок. Мелочь, по сути. А вот за Ринку хозяин придурка точно оскопит.
И Ринку стоило бы поучить. Пока не поймет идиотка малолетняя, что постельная наука с раздвинутых ног только начинается.»