Хвала и слава. Том 1
Шрифт:
— Смотрите-ка, Валерек! — наконец процедил он сквозь зубы. — Давненько, брат, тебя не видел. Разжирел, как боров.
Валерек усмехнулся, обнажив длинные белые зубы, но тут же придал лицу невозмутимое выражение.
— Как ты выражаешься при дамах! — заметил он полушутливо, полусерьезно.
Но Горбаль, видимо уже захмелевший, добавил, не сводя глаз с Валерека:
— Зачем ты сюда явился? Из наших встреч никогда не получалось ничего путного.
Обе молодые актрисы, обеспокоенные, посмотрели на Горбаля, их ресницы затрепетали, словно мотыльки. Официант
Галина положила руку на горлышко бутылки.
— Не многовато ли будет? — басом спросила она Горбаля.
— Мне что? — ответил он. — Пускай пьют, если хотят. А с меня хватит.
Валерека несказанно обрадовали мрачные мины гостей.
— Дорогие мои, — сказал он, — вы встретили меня, как тиф или холеру. Даже девушки мне не рады.
Возразила только Бася.
— Но вы, надеюсь, угощаете? — деловито осведомился Малик.
Валерек засмеялся.
— Разумеется, — подтвердил он.
Горбаль с неприязнью рассматривал его заплывшие жиром, некогда такие красивые черты.
— Ну как, устроил новый погром?
Вычерувна левой рукой откинула свою вуальку, а правой опрокинула в рот большую рюмку водки. При этом ее огромные птичьи глаза боязливо взглянули на Горбаля.
— Нет, на этот раз не погром, а великая радость, — с иронией сообщил Валерек. — Я женюсь.
Бася снова покраснела и вопросительно посмотрела на Валерека. Ройский, который сидел рядом с ней, прижал ее руку к столу.
— Не удивляйся, Бася. Женюсь, да не на тебе.
Все, кто знал об отношениях, связывавших Валерека с Басей, поджали губы и изумленно посмотрели друг на друга.
Марыся Татарская только шепнула еле слышно:
— Валерий!
— Ну, выпьем, — добавил Валерек и опрокинул рюмку.
С ним выпили только Метек и Збышек, ничего не понявшие из всего этого разговора, но почувствовавшие, что наткнулись наконец на желанного «тюленя».
— Эй вы, не торопитесь выпить, — сказал им Горбаль, — пить-то он вам предложит, но сам не раскошелится.
— Угощу, обязательно угощу! — громко воскликнул Валерек и снова кивнул официанту.
Никто не обратил внимания, что Бася опустила голову и слезы текут у нее по щекам; даже она сама этого не замечала.
— Почему ты не у себя в деревне? — спросил Горбаль.
— Да ну, туда детей навезли! А я не выношу детей.
— Какие дети? — полюбопытствовала Марыся.
— А черт их разберет, сыновья моей кузины. Я их не различаю. Только когда они там, предпочитаю не бывать дома.
— Ты на все праздники приехал?
— Нет, в воскресенье еду в Седльце к моей… невесте.
Горбаль положил руки на стол.
— Послушай, пьянчуга, — сказал он, — не морочь голову. К какой невесте?
— Ну, к невесте. Говорят тебе, женюсь.
— Ведь ты женат.
— Был, братец, был. И очень недолго. Теперь я вольная птица.
— И мать разрешила тебе развестись?
Валерек внезапно побледнел и с бешенством уставился на актера.
— Ты что, святая инквизиция, чтобы
Вычерувна поднесла свои большие руки к вуальке:
— Какого черта? В чем дело? Вы что, хотите испортить нам ужин?
Ее строгий тон охладил Валерека. Он обратился к молодым людям:
— Вы из Познани?
А Малик целовал руку Вычерувне.
— Ты всегда находишь, что сказать, дорогая, — заметил он.
Бася между тем немного успокоилась и уже улыбалась Татарской сквозь слезы. Марыся, которая сидела рядом с ней с другой стороны, обняла ее. Валерек это заметил.
— Утешаешь ее, да? — проговорил он, и по голосу его чувствовалось, что он уже порядочно выпил и не отвечает за свои слова. — Нечего ее утешать, другие это сделают за тебя и за меня… Обрати внимание, как этот молодой блондинчик, — Ройский кивнул на Збышека, — пожирает ее глазами. — Збышек пожал плечами. — Уж кто-нибудь да утешит ее, в то время как я буду упиваться счастьем с моей Климой. Мою будущую жену зовут Клементина! Не Иоася, не Марыся, не Юлися, не Бася, а Кле-мен-ти-на. Клементина! Понимаете, ваша честь? — как говорил пан Заглоба{114}.
— При чем тут пан Заглоба? — вспылил Горбаль.
— Моя жена простая женщина. Первая жена была дворянка, а вторая крестьянка.
— Оставьте нас в покое со своими женами, — проворчала Вычерувна. — Нас это совершенно не касается.
— Горбаля касается, — возразил Валерек, теперь уже совсем пьяный. — Горбаля касается, ведь Горбаль мне друг.
— Как собака кошке! — крикнул Горбаль.
— Не перечь ему, он пьян, — поморщился Малик и обратился к Галине: — Ну, нам пора домой…
Тут к ним подошел Губе, поклонился Вычерувне и, потянувшись через стол к Татарской, сказал:
— Моя машина у входа, идемте отсюда, поедем ужинать в Вилянов.
Молодые актрисы немедленно вскочили с места.
— Разумеется! Поедем в Вилянов.
— Берите этих юношей, — сказал Губе, — в машине достаточно места.
Молодежь попрощалась с Вычерувной и Маликом и поспешно покинула ресторан. Валерек не успел опомниться, как остался за столиком со стариками.
— Бася! — рявкнул он.
— Заткнись! — холодно произнес Горбаль. — Сиди тихо или убирайся на все четыре стороны.
Валерека на минуту испугал его тон. Галина взглянула на Ройского сквозь черные крапинки вуали.
— Он тебя боится, Горбаль, — заметила она.
— Пусть только посмеет не бояться! — снова процедил Горбаль.
Захмелевший Валерек совершенно раскис. Подсел к актеру и, обняв его за шею, принялся шептать ему на ухо:
— Знаешь, я совсем конченый человек, мне уже ничего не остается, я готов, меня уже нет, жена меня бросила… А я женюсь на простой крестьянке, работнице… В саду мамаши работала, черт побери… и забеременела… А ее отец на меня с кулаками. Женитесь, ваша честь, говорит, потому как она «родовитая»… Провались она, эта родовитость… Сама родит мне… И мама настаивает… И что же мне делать? Ну, скажи, Горбаль?