Хватай и беги
Шрифт:
— И ты обнаружила, что они разработали охлажденный напиток, названный в их честь? — поинтересовался Уит.
Они уже пробежали первую милю, и он почувствовал, как приятная волна адреналина, вызванная активным движением, заполнила его мышцы.
— Более того. Гарри говорит, что Томми Беллини подозревали в убийстве босса другой фамилии, понимаешь?
— Да.
— Я просмотрела компьютерные архивы «Детройт фри пресс». Его конкурента по имени Марино до смерти забили цепью. От лица мужчины вообще ничего не осталось. Плоть была оторвана от костей, а внутренние
— Что-то не очень похоже на работу гангстеров, — сказал Уит. — Я полагал, что они предпочитают огнестрельное оружие.
— Не делай вид, что такое зверство тебя не пугает. — Она бежала чуть впереди него, и Уиту пришлось слегка ускориться, чтобы поравняться. — Я сделала пару звонков в полицейское управление Детройта и говорила с одним из детективов, придумав, что мы слышали о приобретении здесь семьей Беллини дома для отдыха.
— Так ты мне соврала? Это очень мило, — заметил Уит.
— Он сообщил мне, что полиция не считает это преступление делом рук самого Томми. По их мнению, это работа его сына Пола.
Они свернули от берега, направляясь к парковой зоне с аккуратно подстриженными газонами, простиравшимися от берега и до автострады, мимо склонившихся от ветра деревьев.
— Каков папаша, таков и сынок, — резюмировал Уит. — И что это значит?
— Это значит, что если твоя мать жива, а Томми Беллини тут ни при чем, то его сын — типичный психопат. — Клаудия протянула руку и коснулась его груди, заставляя замедлить бег. Он остановился и пошел шагом, не глядя на нее.
— Сыщики из Детройта, с которыми я разговаривала, сказали, что Пол Беллини из тех деток, которые никогда не слышали слова «нет» и не верят, что другие люди тоже могут испытывать боль. Если его семейство продолжает свою криминальную деятельность, то он должен быть его новым боссом.
— Но если они бандиты, то наверняка им приходилось лично совершать преступления.
— Этим обычно занимаются люди, которые на них работают. Томми, правда, пошалил в молодости, но немного. С тех пор как он стал боссом — нет, никогда. Во всяком случае, нет ни достаточных улик, ни свидетелей. Разве это не говорит тебе об их способности избавляться от возможных проблем?
— Тогда они, вероятно, могли избавиться и от моей матери.
— Ты ведь… не собираешься отомстить ей, правда? Не в этом дело?
— Отомстить за убийство, которое я не могу доказать? — Уит рассмеялся. — Ты, должно быть, считаешь меня чудаковатым одиноким рейнджером Клодом? Я нервничаю даже при переходе улицы.
— Прошу тебя, не прикидывайся. У тебя на редкость крепкие нервы, которым многие могли бы позавидовать.
— Вы ведь со своей мамой близкие подруги, да? — спросил Уит.
— Да. Если только ее ворчание не заставляет меня принять фунт валидола, мы довольно близки.
— Я привык врать себе, когда просыпаюсь. Представляю, что, когда я думаю о своей матери, она тоже вспоминает обо мне.
— Я уверена, что она должна была вспоминать о тебе. Много-много раз.
— Но я не смогу об этом узнать, — сказал
— Это не мог быть героин, — твердила женщина.
Она стояла в пустом зале судебных заседаний и с мольбой смотрела на Уита. Рассмотрение мелких дел закончилось; стороны, участвующие в тяжбе, и их семьи уже покинули помещение. Одни — с триумфальными улыбками на лицах, другие — с сетованиями на отсутствие справедливости в жизни. А эта женщина, охваченная горем, стояла перед ним, не в силах сдвинуться с места. Она была матерью молодого человека, результаты аутопсии которого Уит получил на этой неделе.
Он расправил свою мантию и сел в кресло.
— Миссис Гартнер, я весьма сожалею.
Большая часть людей уже разошлась, но кое-кто еще оставался. Уит заметил какую-то парочку, очевидно задержавшуюся, чтобы понаблюдать за плачущей женщиной.
— Почему бы нам не пройти в мой кабинет и не поговорить?
Он гадал, кто же ей рассказал. Вероятнее всего, в управлении полиции. Или же она могла позвонить в офис патологоанатомов. Сейчас, конечно, это уже не имело значения.
— Вы не должны указывать, что героин был причиной смерти моего сына или стал одной из причин его смерти. Пожалуйста, прошу вас. — Она не выглядела на свой возраст, учитывая, что сыну было немногим больше двадцати лет. — Этого не может быть.
— Миссис Гартнер, давайте пройдем в мой кабинет и выпьем по чашке кофе.
Она покачала головой.
— Нет, судья. Давайте говорить здесь. Вы рассчитываете, что за закрытыми дверями сможете убедить меня и я откажусь от своей просьбы. Но я — мать, и у меня есть права. Он не был плохим мальчиком.
— Я уверен, что ваш сын был очень хорошим мальчиком, миссис Гартнер, — заверил ее Уит. — Я могу сказать, что его очень любили. Весьма сожалею о вашей потере, как и все здесь присутствующие.
Ее голос задрожал.
— Тогда сделайте это для меня, пожалуйста.
— Я не хочу причинять вам новую боль, — спокойно произнес Уит. — Мне очень жаль. Но употребление наркотиков должно быть указано в качестве сопутствующего фактора смерти. Я не могу идти против закона.
— Мэм. — Рядом с ней появился Ллойд Брандрет, констебль. — Пожалуйста, присядьте. Я принесу вам стакан воды.
— Нет.
— Все в порядке, Ллойд, — сказал Уит. Он встал со своей скамьи, взял миссис Гартнер за руку и повел ее к переднему ряду.
Ллойд выпроводил из зала посторонних и прикрыл за собой двери.
— Несколько слов в документе не изменят того, каким был ваш сын, — мягко произнес Уит. — Вы ведь знаете это.
— Но бабушка Лэнса узнала о слухах насчет героина, когда моя сестра говорила по телефону. Я прошу вас сказать ей, что это неправда.
— Я не могу подделать свидетельство о смерти. Извините.
Миссис Гартнер закрыла глаза.
— Нет, что вы, речь вовсе не об этом. Только скажите ей, что это неправда. В частном порядке. Она сейчас сидит в моей машине на улице. Не могли бы вы поговорить с ней прямо сейчас? Она вам поверит, ведь вы судья.