Хвост судьбы
Шрифт:
Эри прохаживался по площадке, иногда опираясь плечом о флагшток. Ветер норовил сбросить с головы капюшон. Зима в ухо свистит. Слетали, кружась, в воду озера кленовые листья. Молодой часовой сплюнул по ветру, с горечью заметил что в конёк конюшни не попал. Морверн сидел на чурбаке и разглядывал лезвие колуна. Заорать на бездельника, что ли? Так ведь как пить дать, сделает вид что оглох и не слышит. Эри отвернулся, оглядел Старую дорогу, брод. Мертво всё, лишь сорока на суку сосны сидит, замерев. Тоже мрачная.
Тоска. Кому вег-дичей выслеживать, кому мерзнуть без толку.
Немногочислен гарнизон Озерной. Десяток,
Эри отогнал глупые мысли. За дорогой следить надлежит. За озером. Вдруг орки на лодках подкрадутся? Дверь закрыть, все на стены. Арбалет, луки охотничьи. Дротиков надолго хватит. Вот и котел ждет — кипятком нападающих отпугнет. И главное, стрелять нужно точно. Гонорилья будет «болты» подавать. Увидит, как дарки замертво падают…
Ох, рыбья шерсть, что ж за мечты такие ребяческие?
Эри знал, что с арбалетом не совладает. Тяжелая штука, и с норовом. Осадным оружием именуется. Разве в верткого орка попадешь? Да и дряхл арбалет настолько, что в самый раз его на лучину извести, да камин растапливать. Да и какие в наше время орки? Их здесь уже сто лет не видели. Нашел о чем грезить. Лучше бы спуститься на господский этаж. Гонорилье наверняка скучно. Словом можно перемолвиться. Она, наверное, вышивает. Или на ложе дремлет, волосы распущены и…
Что-то мигом стало жарко. Ох, рыбья шерсть, глупая плоть фокусы выкидывает. Этак и в люк не протиснешься. Эри прижался животом к холодному парапету и принялся считать сосны у Старой дороги. Сначала те, что повыше. Потом нижний ряд.
Перед обедом, когда в желудке сосать начало, на пост поднялась тетушка Фли.
— Не замерз? Я вот тебе бульону принесла. Старикашка наш сейчас пообедает, снарядим его в два плаща, пошлем тебя менять. У него, видишь, спину ломит. Потерпишь?
— Что ж мне не терпеть? — пробурчал Эри. — Пусть ваша милость командует, не стесняется. Если что, я тут мигом завизжу. Отобьете нападение смертоносными сковородками.
— Ядовитый стал, что та гадюка, — печально заметила тетушка. — Малым таким спокойным был. Веселым.
— Ласковым — пробурчал Эри, пробуя душистый грибной бульон. — Как теленок.
— Ну и что, если так? Вовсе и неплохо, — тетушка Фли топталась, держась за крышку люка.
— Ты что-то мне сказать хочешь? — с удивлением спросил парень.
— Так чего здесь скажешь? Разве что посоветовать хочу. Был бы ты, Эри, поспокойнее. Боги, они терпеливых любят. Рассудительных. Вдумчивых.
Юный часовой поставил чашку на парапет:
— Порассудительнее, значит? И что мне умного рассудить-то? Радоваться, что мне вчера зубы не выбили? Милорду просто недосуг был. Чего мне ждать? Когда хозяин решит, что я опять не так глянул, не так повернулся? Ты мне скажи — я кто такой? Раб без ошейника? Водонос бессловесный?
— Ну, слава богам, последний раб у нас весной околел. Толку-то с них было, — тетушка Фли глянула вниз, на рассевшегося среди чурбаков Морверна. — Может, этот вот бродячий волосач ошейник
— Может, где и бывает, да не у нас в Озерной, — с горечью сказал Эри. — Не пойму, — сплю я или живу? Точно как тот телок.
— Ну, зато тебя к празднику никто колоть не собирается, — пробормотала тетушка Фли, глядя куда-то за вершину Резанной.
— Ты это о чем? — изумился парень.
— Да думаю, у милорда соизволения испросить на кабанчика. В Хвойнике славных кабанчиков выкормили. Первый снег отметим. Кто знает, позволят ли боги зиму пережить?
— Ты что это? Сон дурной был, что ли?
— Да кто им, снам, верит? Это я совсем дурная стала, — тетушка Фли, кряхтя, начала спускаться по лестнице.
Эри хмыкнул, поправил капюшон. Видимо, погода такая. Все снега ждут. Ум за разум у стариков заходит.
Пять шагов, поворот. Пять шагов, поворот. Конец копейного древка постукивает в такт шагам. Ветер почти стих. Застыло зеркало озера. Что-то на душе нехорошо. Заразила тетка. Добрая она, а ведь тоже иной раз глупит.
Тетушку Эри знал, можно сказать, всю свою жизнь. Не тётушка она, конечно. Но когда сопляка в Озерную привезли, выхаживала, выкармливала. В пору мамкой называть, да все-таки родная мать, хоть и слабо, но помнилась. Да всё равно, тетушка Фли, пусть и не Уоган, но родного септа. Клан Китовой Травы — это сердце рода, но сам септ куда шире. Все в Приозерье родственники. Да и в городах их хватает. И числом клан Китовой Травы славен, и доблестью.
Весьма скучная доблесть — полдня по дозорной площадке выхаживать, но в Озерной каждый свой долг знает.
Вечером Эри бодрился, но когда в глухоночье пришлось из-под одеяла вылезать, мысли совершенно ложные мелькнули. Кому оно надо — наверху во тьме торчать? Ночью никто не явится, да и вообще кому Озерная нужна?
Эри сменил сонного писаря и бодро вышагивал по тесному квадрату площадки до рассвета. Бодро — оттого что стоять было холодно. На рассвете сумрачная тетушка Фли — должно быть тоже не выспалась, принесла горячего питья. Часовой вглядывался в светлеющую дорогу, с наслаждением тянул сладкий взвар, да тут Морверн все удовольствие испортил. Выперся из своего сарая и принялся стену поливать. Тьфу, чтоб он померз быстрей, невежа туповатый.
Дело уже шло к обеду. Милорда с бойцами всё не было. Эри стало уже не по себе. Сидеть в странно просторной столовой было неуютно. Гонорилья к обеду выйти не соизволила. Ясное дело — неприлично девушке трапезу с приживалой разделять. Собственно, со старым писарем ей тоже сидеть не пристало. Молчаливая тетушка Фли отправилась с подносом наверх — кормить благородную затворницу.
Эри по привычке отнес посуду на кухню. Здесь пахло курником. [5] Да еще с душицей. Хороший ужин будет.
5
Курник — сдобный круглый пирог с курицей и яйцами.