Хюррем. Исчезнувшая
Шрифт:
Хюррем несказанно удивилась
– Как странно, откуда здесь в глуши китайский тонкостенный фарфор, прозрачный и звонкий, его невозможно перепутать с обычным. Он крайне редкий, и в султанском дворце не каждый раз в нем подают.
Она взяла одну из невесомых тарелочек и стала внимательно её осматривать, поворачивая в разные стороны.
– Ну конечно, это фарфор селадон,
– Наимудрейшая госпожа, но как вы определили это?!
– Обрати внимание на его необычный цвет.
– Ну, он какой-то грязно-зелёный, простите, я в этом ничего не понимаю.
– Ах, Мерием, это обманчивое впечатление. Да, сначала он кажется невзрачным, так же, как и некий камень под названием нефрит, но если посмотреть повнимательнее, то можно увидеть настоящее искусство. Он немного прозрачный и когда солнце попадает на него, то можно увидеть этот прекрасный перелив от серого к зелёному, внутри него вспыхивают искорки, а иногда попадаются трещинки, говорящие о подлинности этого чуда. Этот нефритовый оттенок напоминает цвет последождевого неба.
– Госпожа моя, вы так прекрасно говорите, что и я теперь уже восхищена этими тарелочками. Великий Аллах, да как же из них есть, позвольте вашей ничтожной рабыне взять для трапезы вот эту медную мисочку, иначе вместо еды я буду трястись от страха.
Мерием наскоро поела и поспешила приступить к распаковке багажа. А Хюррем, удостоверившись в том, что блюда не отравлены посредством Мерием, трапезничала не спеша, потихоньку осматривая помещение. Собираясь отведать тунца, она почувствовала некоторое шевеление около ближайшей подушки и встретилась с укоризненным взглядом раскосых глаз Гизем.
– Ах ты, таинственная гостья, желаешь рыбки, шалунишка?
Кошка проникновенно шевельнула ушами. Получив от хозяйки несколько лакомых кусочков в селадоновой пиалочке, Гизем принялась за еду спокойно, с видом достойным и торжественным. Она не разбросала ни одного кусочка, иногда помогала себе лапкой, и делала всё так изящно, словно аристократка из Европы. Хюррем залюбовалась своей подопечной. Окрас у неё был дымчато-серый, под мордочкой красовался беленький фартучек,
– Наша Гизем выглядит очень ухоженно, – заметила султанша, – вся шерстка волосок к волоску, похоже, она следит за своей внешностью.
– Моя снисходительнейшая госпожа, она ехала словно падишах в прекрасном палантине, окруженная нежнейшими шелками. Эта султанша ни в чем себе не отказывала, конечно, её шерстка будет сиять словно алмаз, ведь у неё было время и возможность понежиться и уделить время своей несравненной красоте.
– Посмотри на её манеры, Мерьем, она ступает так горделиво.
– Да, моя госпожа, похоже, что она очень высокого о себе мнения.
Мерием неодобрительно разглядывала Гизем, вольготно прогуливающуюся по комнате, однако что-то привлекло ее внимание, что-то за спиной у Хюррем.
– Что ты там увидела?
– Какая чудная картина…
Хюррем оглянулась и обомлела.
7
Хюррем встретилась глазами с женщиной, которая снилась ей иногда в кошмарных снах. Портрет ее, висевший в огромной сводчатой нише, был и незаметен с первого взгляда. Женщина стояла практически в полный рост, держа в одной руке изящный платочек, а другую положив на открытую книгу, она была прекрасна. Не так была устроена хасеки, чтобы не признать очевидного. Да, это правда, портрет кисти некоего Вечеллио Тициана, малоизвестного итальянского художника, ученика Джентиле и Джованни Беллини, на которого обратил внимание Ибрагим, действительно давал почувствовать загадку и нежность, неуловимость и строгость, мастерски написанный, он притягивал взгляд и не отпускал. Живописец, похоже, и впрямь был талантлив, настолько искусно было прорисовано все вплоть до мелочей, неуловимые переходы от основного цвета к оттенкам и полутонам каким-то образом передавали живую игру глаз, выразительность взгляда и позы женщины. Чувствовалось, что она живет, любит, ненавидит, ревнует, дама была как живая.
Конец ознакомительного фрагмента.