i 64277089602d207c

Admin

— Айда постреляем, няш?

— А айда, — впервые вижу девушку, столь охочую до огнестрела. Вспомнилось, с каким огнём в глазах Миа разглядывала мои револьверы, даже порывалась пострелять пару раз, но всё же здравый смысл восторжествовал и эльфийка согласилась, что вывих плеча или, ещё хуже, перелом костей — отнюдь не лучшее решение на данный момент, по крайней мере до тех пор, пока доспех не восстановит усилители мышц и компенсационные системы нагрузки.

У выхода из бункера нас встретил Шепард. Эльфин некроголем, больше всего похожий

на проросшую острой травой сколопендру на длинных крабьих лапках, с довольным писком кинулся к хозяйке и, мгновенно взлетев на плечо, удовлетворённо «замурчал», хотя этот звук больше похож, на самом деле, на едва слышимое потрескивание костяных трещоток.

— Соскучился, малыш, — девушка ласково погладила ребристо-шипастую костяную голову голема, за что была мгновенно удостоена весьма мелодичным перестуком пластинок брони создания.

— Миа, блин, а почему Шепард-то?

— А потому что живее всех живых, хотя уже и помер разок, — подмигрула остроухая.

— Эль-Лич, как мне кажется, больше под описание подходит, — хмыкнул я, разглядывая животинку. Гибкое тело, четыре пары глаз, острые мандибулы а-ля Хищник, скрывающие многозубую пасть. — Лысый и спокойный.

Эльфа встала как вкопанная:

— Саш, у вас чего, Ленин воскрес?!

— С чего ты взяла?

— Ты сам сказал, что живой, хотя раз умереть успел.

— Щютка йумора, — развёл я руками. — Звиняй, по-другому умею. Лежит себе спокойненько Ильич в мавзолее, отдыхает, и, увы, сухой и костлявенькой, но твёрдой рукой вести народы к светлому коммунизму не собирается.

Свежесозданный голем Шепард размытой молнией сиганул вверх, заставив Миа заметно покачнуться, и с довольным видом костяной морды, хелицерами прижимающей к себе трепыхающуюся пернатую мышь, приземлился на обломок стены.

Летун ещё подёргал крыльями, теряя последние серые пёрышки, и затих, усыхая буквально на глазах. Мы подошли к голему, Миа заинтересованно присела рядом с питомцем:

— Щоб мэни так жилось, — вырвалось у неё. Девушка показала изящным пальчиком на пасть Шепарда. — Видишь?

Я присмотрелся. Почесал тыковку. Присвистнул. Почесал ещё раз и, расстегнув кобуру, отошёл на несколько шагов назад.

— Ты чего, Сашка?

Я в недоумении посмотрел на лучащуюся счастьем эльфийку:

— Я? Я ничего, а вот ты скажи, зачем карманного Ктулху вырастила?

Из глубин пасти Шепарда, откуда-то из района глотки, к тушке невезучего летуна присосалось с полдюжины тёмно-красных щупалец, в местах соприкосновения с плотью они выпустили тонкие белёсые усики, кои с успехом ввинчивались внутрь пернатого грызуна.

— Боишься, что моск зохаваит?

Я постучал себя по черепушке:

— Было бы что хавать, с голоду же сдохнет. Просто напомнило один жадный до крови кустарник, — перед глазами всплыла картина ползучих корешков в неизвестном мире, меня перетряхнуло — не свали оттуда вовремя, может, и костей бы не осталось.

— Он не опасен. Просто зубы пока не приобрели должной

прочности, — эльфийка ласково почесала загривок голема, на что сёрбающий некрохимероид ответил довольным постукиванием пластинок спины. — А вообще, я довольна этой разработкой. Даже не ожидала, что реплика функциональных узлов нашего славного сэра Клеймора так удачно наложится на базовую схему разведчика.

Я немножко закашлялся:

— Клеймора?

— Ага. Интересная у него структура связи ауры и физического тела.

Застегнув кобуру, я сел рядом с сумеречной девой:

— Я думал, что один такой вумный, догадавшийся умыкнуть слепок его тонких структур.

Миа засмеялась, ткнула маленьким кулачком в плечо:

— Нас как минимум двое.

— А зачем?.. — я покосился на голема, старательно высасывающего остатки летуна.

— Не знаю, куда выкинет. А разведчик, если успеет поднабрать сил и окрепнуть, станет неплохим подспорьем в пути до территорий Домов, — эльфа пошевелила в задумчивости ушками. — Да и интересно, сработает эволюционная закладка, или нет.

Я глянул на то, что ещё вчера вечером, после того, как спало марево, булькало в небольшом углублении, пускало крупные матово-чёрные пузыри, лопающиеся с непередаваемым ароматом хорошо переваренной гнили, и признаков жизни не подавало. Шепард, оставив высушенную тушку, поуркивал, выгибая острохребетную спинку, на которой пульсировали, увеличиваясь буквально на глазах, две крупные мозоли.

Затаив дыхание, мы смотрели за метаморфозами экспериментального некроголема. Тоненько запищав, Шепард выгнул до хруста спину, и пузыри лопнули, оставив после себя стремительно сохнущие серо-зелёные кожистые крылышки, украшенные тонкими длинными когтями.

Растопырив их в стороны, голем сделал несколько шагов, примеряясь к новой балансировке, и, умильно зачвиркав, пополз на прежний насест.

— Кажется, сработала, — Миа обняла меня, чмокнула мягкими губами в нос, серьёзно посмотрела в глаза. — Сань, а где тут можно пострелять?

Я открыл глаза. Ночь, звёзды перемигиваются, в небе неторопливо ползут две луны, рядом тихо плещется о каменные стены вода в канале, шелестит трава. Что-то не так.

Приподнявшись на локтях, я осмотрелся. Миа нет ни слева, ни справа. Только подаренная метаморфом рубашка, сидевшая на эльфийке как короткое платье, медленно остывает. В глубине Сути, на самом краю восприятия, неторопливо тают белесые последыши Тумана.

Подтянув опустевшую рубашку, я зарылся в неё носом, стараясь успеть надышаться впрок ароматом Миа.

Старикан ошибся со своим прогнозом, девушку утянуло обратно только на шестой день. Ночь, если точнее. За вычетом времени на взаимную реанимацию, это были самые счастливые четыре с половиной дня в моей жизни. И, насколько я могу понять, не у одного меня.

По крайней мере, Стефания заметно расцвела, напиталась Силой и энергией по самое не балуйся, разве что из ушек острых накопленное не брызгало.