i 64277089602d207c
Шрифт:
Клеймор...
Оставшиеся слаат сгрудились вокруг ещё двух лобастых, воздух над ними дрожит, прорезаемый разрядами отбираемой энергии. Ещё немного, и станет поздно.
Густые мазки тени от бархана, в которой стоит дальняя группа, начинают шевелиться, раскрываются, выпуская... выпуская из своего чрева десятки копий Койота. Быстрые, стремительные индейцы плавно перетекают от одного слаат к другому, оставляя за собой трупы. Лобастый молниемёт начинает запоздало разворачиваться... Чтобы тут же тяжело осесть на землю, разбрызгивая кровь
Остаёмся только я и вторая группа, да наводящийся на меня дредноут.
Снова колет кожу, и плывёт воздух, и вновь я-нить ухожу по линии фокуса. Лицом к лицу с лобастым. Рука, ставшая лапой Зверя, с лёгкостью проходит сквозь комбез, вырывая из тела слаат мясо и рёбра. Шаг назад, хлестковый удар носком тяжёлого ботинка в живот — молниемёт отрывается от песка, отлетая назад. От кисти к локтю, и далее в плечо отдача от выстрела из револьвера. Секунда жизни сферы искажённого пространства стоит слаат всего тела. Оказавшимся рядом — конечностей.
Краем сознания сожалею об оставленном рядом с Миа плазмагане. Сил почти нет. Есть знание, что повторить прыжок не смогу.
И снова Зверь выручает. Пропуская через себя жизненную силу, напитывает меня. Слаат почти досуха выжаты лобастым, но их энергии хотя бы хватает на то, чтобы заглушить голод. Зверь чует впереди ещё один источник вкусной силы — дредноут. Я-Зверь чувствую пространство, давление воздуха, его перетекающие объёмы, почти осязаю гравитационный рисунок притяжения... Дредноут почти пуст, внутри расположено ядро энергии. Чувствую его отголоски, сожаление и грусть о былой мощи.
Полувыплывший из тени разрушенного ангара, он внезапно замирает, тяжело ведёт носом — индеец, буквально разбрызгивая кровь из носа, ушей, глаз, утопив руку в собственной тени, удерживает летающий танк.
Времени удивляться особой уличной магии Койота нет. Уходя от наводящейся пушки, набираю скорость, хаотично меняя траекторию бега. Прострекотав надо мной дымящейся тушей, спидер, отдавая дань лётчикам-камикадзе, врезается в массивный борт дредноута. Летак — в чадящую гармошку, бронетепловоз — только чуть сдвинулся в сторону, осыпав песок сорванной краской.
Я бегу, набирая ускорение, кожей чувствуя, как пружинит пространство вокруг меня, закручивается тугими кольцами, как что-то странное, похожее по ощущениям на линзу, формируется за спиной. Песок превращается в сплошную ровную реку под ногами, затвердевший воздух пытается сорвать кожу с лица.
Дистанция контакта. Прыжок.
Три вещи происходят практически одновременно.
Плечом вбиваюсь в броню, оставляя вмятину. Тупая боль эхом расползается по организму.
Зверь дотягивается до ядра, жадно выпивая крохи последней энергии, плещущейся в нём.
«Линза», собравшаяся за моей спиной, минуя меня, бьёт в борт. Пространство освобождается, по броне бегут волны
Замерев на мгновение, проскрипев корёжащимся металлом, дредноут заваливается на бок. Его энергоносители пусты. Не заглядывая внутрь, знаю, что живых там искать бесполезно.
Пот заливает глаза, адово хочется пить.
В горящих лёгких хрипит и клокочет, сил нет, практически падаю на песок.
Зверю тоже интересно, что это сейчас такое было, но и он измотан и выжат. Чувствую, как его объятия слабеют, как древнее существо вновь сворачивается внутри меня.
Мир тускнеет, разом пропадает логичный рисунок окружающего, чувства притупляются. Зверь уснул.
Горячее дыхание разрывает грудную клетку, облачками пара уносится ветром в сторону. Чертовски сильно хочется спать, но — нельзя.
Чуток отдышавшись, чувствуя себя желеобразным куском отбивной, с трудом сумел подняться. Ноги настолько ватные, что кажется, будто костей и вовсе нет, только остались задубевшие сухожилия и хрящи.
Дичайше хочется пить, да только фляжка осталась в рюкзаке, а рюкзак — в модуле, а модуль — под защитой флаера.
Я усмехнулся. Натурально: игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц — в шоке.
Прикинув расстояние между компаньонами, я поплёлся к индейцу.
— Ну что, Пернатый Змей, жив? — я рухнул рядом с ним.
Зря, между прочим. Ибо кровищи из краснокожего натекло столько, что мама не горюй. И я, в полном соответствии с законами Мерфи, чтоб ему икалось и вертелось, вляпался в самую большую лужу.
Койот закашлялся и выплюнул крупный сгусток крови:
— Кадамиачти, Отец теней, был бы доволен.
— Отец теней?
Индеец, нимало не стесняясь моего общества, поочерёдно зажимая ноздри большим пальцем, высморкался очередной порцией свернувшейся крови.
— Высший дух, повелитель тени. Покровитель всех подлунных. Когда-нибудь расскажу тебе историю о том, как бледнолицые убили его верховного шамана. И о том, что стало с родиной этих проклятых.
— А сейчас чего не расскажешь?
Кривая улыбка обнажила белые зубы:
— Нам с паладином бы сначала что-нибудь сделать, или подштопать, или добить. А там уже видно будет.
Мать моя в кедах!.. Как про метаморфа мог забыть?
С великим трудом соскребя своё измученное тельце со смешанного с кровью песка, я помог подняться на ноги Койоту, и мы, подпирая друг друга плечами, словно два утомлённых тяжёлой борьбой с зелёным змием профессиональных алконавта, поковыляли к половине паладина.
Нет, по факту — метаморф находился там полностью. Только частично дефрагментированный и интегрированный в почву на энной площади. Но брать азимут на оставшуюся часть тела было не в пример проще, тем более, что в сгущающихся сумерках, на фоне огней ангаров и догорающего спидера его массивная туша выделялась очень чётко.