И 8
Шрифт:
– Обидно, не?
Я пожал плечами:
– Кому-то всегда приходится платить полную цену за чужое счастье. О… ну нихрена себе…
На наших глазах висящая пузатая цистерна под брюхом еще одного дрона раскрылась и в небольшое озерцо, что разлилось рядом со зданием Факела, один за другим шлепнулись несколько крайне знакомых на вид чешуйчатых тел.
– Крокодилы мать их! – рявкнул Рэк, останавливаясь рядом с озерцом и тянясь к вялым животным – Они ведь вкусные под самогон, командир? Хотя под самогон все вкусно…
– Дивинусы – поправил я, отметив укороченные пасти, что компенсировались шестью длинными лапами и шипастым
На наших глазах твари ожили, шевельнулись в грязевой жиже мелководья, куда их уронила доставка. А затем первый дивинус перевернулся и тут же вцепился пастью в издыхающего кропоса. Генеральная уборка продолжается…
– Все по плану – напомнил я, когда мы миновали разлившееся озерцо, что еще вчера было лужей и уперлись стальным лбом шагохода в высокий прозрачный кустарник.
Наш план был простым – в ответ на любую угрозу тут же ударить всем, что у нас имеется из оружия. А сверху нас поддержат засевшие на верхних этажах Факела меткие стрелки.
Секунда… еще одна…
И пара высоких прозрачных кустов медленно подались в стороны, открывая нам проход. Слишком медленно. Слишком нарочито. Слишком по-эльфийски мать их… Потянувшись вперед, я вцепился в микрофон на проводе, подтянул его к себе и прорычал внешними динамиками на всю улицу и прилегающие территории:
– Больше никаких сучьих одолжений! Когда вернемся, хочу видеть здесь широкий и никогда не зарастающий проход. Пересадите и уберите все важное, остальное вырубайте к херам! Шоссе открытое днем и ночью – вот что здесь будет! Ответа не жду…
Вернув микрофон, я откинулся в кресле и вцепился в подлокотники, когда броневик накренился, переваливая через брызнувший соком толстый корень. Никакого ответа на мои слова не последовало, но я знал, что услышан. Пусть выполняют. И если не выполнят – я устрою им показательную вырубку. Не из мстительности или ущемленной гордости ради. Просто я хорошо знал – только дай сучьим тварям ощущение собственной важности, только дай им подумать, что они могут решать кого пропускать, а кого нет… и вскоре начнутся беды…
Чем дальше мы углублялись в Мертвую Зону, тем выше становились деревья, а смешанный лес сомкнулся настолько плотно, что казался сплошной стеной. Затребованное мной шоссе еще в будущем, а сейчас нам пришлось то и дело поворачивать, круша молодую поросль. Не мои проблемы – они знали, что я приду. А метров через двадцать я, как и остальные из отряда, убедился, что нас все же ждали – мы проломили очередное зеленое заграждение и неожиданно оказались если не на просеке, то на ее подобии. Изобилуют засыпанные крупным камнем ямы, откуда явно что-то было выкопано и пересажено. Десятки обрубленных лиан и вырытых и оттащенных в стороны корней обрамляют проход. Часть деревьев еще на месте, но на их стволах видны следы подготовки – никакой паразитной растительности, земля вокруг ствола выбрана, видны заполненные темной водой отпечатки тяжелых экзов.
– Шоссе будет… – лязгнул над джунглями знакомый голос. Пауза… и тот же голос добавил – Но не слишком прямое… часть деревьев слишком ценна, а пересадить уже невозможно… Они стали частью великого общего… и…
– Да в жопу – рявкнул я в снова подтащенный микрофон – И хрен с ним – пусть не слишком прямой, но чтобы было.
– На обратном пути загляни на пару стопок, герой Оди…
– Тот авианосец посреди леса?
– Туда. Проход откроем от этого места. Заглянешь?
– Если
Покачиваясь, проминая битый камень в ямах и оставляя за собой глубокие борозды в рыхлой и кишащей червями почве, вспугивая стайки почти нелетающих ярких птиц, мы неспешно продвигались через Рубикон, ведомые тяжко шагающим Джинном. Я внешне невозмутимо сидел в кресле и смотрел в бронированное стекло. Но внутри меня бушевал огонь. Наконец-то мы вырвемся из этой душной для меня западни огромного мутного Мутатерра… Наконец-то…
Хотя огонь в душе скорее был ровным, спокойным и подозрительно похожим на позванивающий холодный свет изредка мигающей неоновой лампы. Не было той взрывной ярости, что терзала меня все эти дни. Я был идеально чист, выбрит, подстрижен, новая одежда пахла антисептиком. Добавить еще чуток того самого позитива – и можно считать себя едущим на офисную работу планктоном, если не обращать внимание на апокалиптические виды за окном и дерьмовую дорогу.
Причина такого спокойствия проста – уколы.
Я побывал в медблоке одним из последних, предварительно пропустив перед собой всех раненых в бою и на охоте. Следом пошли прибывшие муты и недомуты, страдающие от хронический болей и опухолей. И наконец в медблок забрался я, сходу получив четыре инъекции и по капельнице в каждую руку. Следом ко мне приблизился медицинский сканер, тихо скрежетнули металлические отточенные когти бездушного доктора, масляно блеснули новые иглы, и я прикрыл глаза, давая системе сделать то, что она умела лучше всего – подготовить пушечное мясо для грядущих битв.
Витамины, восстановители, усилители, порция обогащенного внутривенного питания и жидкости, чтобы обеспечить то самое ускоренное восстановление, а к ним вдобавок еще укол серьезного обезбола. Затем робот занялся проблемной мышцей у левого бока, что постоянно давала о себе знать с самой прибрежной зоны. Едва лезвие закончило что-то иссекать, манипуляторы подняли обе мои руки и неспешно подплывшие иглы сделали серию уколов, после чего инструменты сменились и у меня из-под кожи подмышек принялись одна за другой добывать обмякших червей, скорее походящих на тончайшие длинные волосы. А я-то все гадал с чего мне так хочется кому-то зарядить пару ударов по харе – а это червивые подмышки зудели… О кишечнике можно и не думать – там наверняка было что-то живое и голодное. Но оно уже сдохло…. Следующий час в медблоке прошел еще веселее – мне латали вроде вполне нормально работавшую поясницу, залезали щупами под плечевые мышцы, что-то вытягивали из кожи головы, а затем делали дополнительные уколы.
Вот дерьмо…
Столько заразы я на себе давно не собирал. А собирал ли? Не помню. Этого не помню…
После процедур пару часов меня пошатывало – как и остальных офицеров. А вот многие здешние обитатели буквально лежали пластом, не в силах шевельнуть даже пальцем. Они дышали то с трудом из-за переполняющей их химии и покрывающих свежих швов. И дело даже не в иссеченных опухолях и застарелых травмах – из них было добыто неимоверное количество той самой живой заразы, что побывала и в моем теле. Всевозможные черви, личинки и даже вполне взрослые на вид крохотные белые мухи изобиловали под кожей каждого, кто регулярно выходил в Мутатерр – а таких большинство. Прозрачные плоские многоножки были подлее всех – они обитали глубже, забираясь под тонкие мышцы. Двух таких достали у меня из бока.