И ангелов полет
Шрифт:
— Я знаю, что ты делаешь, — сказал Частин, когда они выехали на автостраду и повернули на запад.
Босх посмотрел на него и, пожалуй, впервые обратил внимание на то, как они похожи: темные, с пробивающейся сединой волосы, темно-карие глаза, густые усы, поджарая фигура. Частин мог бы сойти за его зеркальное отражение, но при этом Босх никогда не видел в нем потенциальную физическую угрозу, ту угрозу, которая исходила от него самого. Наверное, потому, что Частин держался иначе. Босх всегда казался человеком, который, боясь, что его могут загнать в
— Что? Что я делаю?
— Ты нас размазываешь. Чтобы держать под контролем.
Он подождал ответа, однако в ответ получил лишь молчание.
— В конце концов, если мы действительно хотим сделать все как надо, тебе придется доверять нам.
— Знаю, — проговорил Босх после паузы.
Элайас жил на Бек-стрит в районе Болдуин-Хиллз, небольшом квартале, где селилась верхушка среднего класса, к югу от автострады номер 10 и неподалеку от бульвара Ла-Чинега. Место это называли черным Беверли-Хиллз, и именно сюда перебирались влиятельные чернокожие, не желавшие, чтобы богатство отрывало их от своих. Раздумывая об этом, Босх пришел к выводу, что если ему и нравится что-то в Говарде Элайасе, так это то, что он не позволил деньгам утащить его в Брентвуд, Вествуд или настоящий Беверли-Хиллз, а остался там, где вырос.
На пустынной дороге Частин выжал из своей старушки девяносто, так что до Бек-стрит они добрались меньше чем за пятнадцать минут. По имеющемуся у них адресу обнаружился большой кирпичный дом в колониальном стиле с четырьмя белыми колоннами, поддерживающими двухэтажный портик. Что-то в этом строении напоминало о старинных южных плантациях, и Босх подумал, не умышленно ли Элайас остановил свой выбор именно на таком проекте.
Света в окнах не было, и даже портик оставался неосвещенным, и это показалось Босху странным. Если Элайаса ждали дома, то почему для него не включили свет?
Стоявший на подъездной дорожке автомобиль не был ни «порше», ни «вольво», а всего-навсего стареньким, но свежевыкрашенным «камаро» с хромированными дисками. Дверь расположенного справа от дома гаража на две машины была закрыта. Частин поставил свой «ЛТД» рядом с «камаро» и заглушил мотор.
— Хорошая машина. Я бы не оставил такую на ночь без присмотра. Даже в этом квартале. Слишком близко от джунглей. — Он потянулся к дверце.
— Секунду!
Босх достал телефон, снова позвонил в диспетчерскую и попросил уточнить адрес Элайаса. Все совпадало. Он попросил проверить номера на «камаро». Машина была зарегистрирована на имя Мартина Лютера Кинга Элайаса, восемнадцати лет. Босх поблагодарил диспетчера и отключился.
— Ну что, попали куда надо? — поинтересовался Частин.
— Похоже, да. «Камаро», наверное, принадлежит его сыну. Но похоже, папочку домой никто не ждет.
Босх открыл дверцу и вышел из машины. Частин последовал его примеру. Подойдя ближе к двери, Босх заметил тускло мерцающую в темноте кнопку звонка, нажал ее и услышал резкий звон, разнесшийся по притихшему дому.
Ждать пришлось долго, и Босх
— В чем дело?
— Миссис Элайас? Мы из полиции. Нам нужно поговорить с вами.
— Полиция? Что вам надо?
— Дело касается вашего мужа, мэм. Мы можем войти?
— Прежде покажите мне ваши удостоверения.
Босх достал значок и уже поднял руку, но тут заметил, что в двери нет «глазка».
— Повернитесь, — сказал женский голос. — К колонне.
Полицейские повернулись и увидели установленную на одной из колонн камеру. Босх подошел к ней и показал значок.
— Видите? — громко спросил он.
Дверь открылась, и в проеме показалась женщина в белом халате и повязанном вокруг головы шелковом шарфе.
— Кричать не обязательно, — сказала она.
— Извините.
Она стояла, придерживая ногой дверь, однако отнюдь не торопилась приглашать их в дом.
— Говарда нет. Что вам нужно?
— Мы можем войти, миссис Элайас? Нам надо...
— Нет, вы не войдете в мой дом. Это мой дом. Здесь никогда не было ни одного полицейского. Говард не желает вас здесь видеть. И я тоже. Чего вы хотите? С Говардом что-то случилось?
— Э... боюсь, что да, мэм. Будет лучше, если вы все же...
— О Боже! — пронзительно крикнула женщина. — Вы убили его! Ваши люди все-таки добрались до него!
— Миссис Элайас, — начал Босх, коря себя за отсутствие предусмотрительности. Именно такого поворота дела и следовало ожидать. — Нам нужно сесть и поговорить...
На сей раз его прервал уже не крик, а протяжный звериный рык, вырвавшийся из ее груди. Голова женщины упала на грудь, и сама она прислонилась к двери. Босх подумал, что хозяйка дома сейчас рухнет на землю, и протянул руку, чтобы взять ее за плечо, но она отшатнулась, словно какое-то чудовище попыталось схватить ее своими щупальцами.
— Нет! Нет! Не прикасайтесь ко мне! Вы... вы... убийцы! Убийцы! Вы убили моего Говарда. Говард!
Последнее слово эхом разнеслось по всему кварталу. Босх оглянулся — его не удивило бы, если бы за спиной уже стояла молчаливая толпа зевак. Он понимал, что женщину нужно как-то успокоить, отвести в дом.
Крики не стихали. Частин, словно парализованный разворачивающейся перед ним сценой, застыл рядом.
Босх уже собрался было повторить попытку, когда позади женщины возник молодой человек, который и обнял ее за плечи.
— Ма? Что? Что случилось?
Миссис Элайас повернулась и едва не упала на него.
— Мартин! Мартин, они убили его! Твоего отца!
Мартин Элайас поднял голову, и его взгляд прожег Босха. Рот юноши приоткрылся, образуя ужасное "О", выражавшее одновременно шок и боль, то "О", которое Босх видел слишком много раз. Он понял, что допустил ошибку. Сюда, в дом Элайаса, нужно было послать Райдер или Эдгара. Лучше Райдер. Она умела успокаивать. Ее сочувствие и цвет кожи произвели бы совсем другой эффект.