И Ангелы Молчали
Шрифт:
распятием.
Он знал, что конец близок. Он знал финал Страстной пятницы. Он прочел последнюю главу прежде, чем та была
написана, и услышал последние звуки оратории прежде, чем они прозвучали. Поэтому важное отделилось для Него от
повседневного. Чистейшая истина в учении. Сама обдуманность в поступках. Каждый шаг просчитан. Каждое действие
взвешено.
О чем Он говорил с учениками, зная, что у них осталась всего неделя? Как поступал в храме, зная, что больше туда не
вернется? Что считал
сквозь воронку песочных часов?1
Погрузитесь в эту святую неделю и наблюдайте.
Наполнитесь Его чувствами. Вот Он смеется песням детей. Вот плачет над отвергающим Его Иерусалимом. Вот
усмехается, слыша обвинения религиозных вождей. Молится, когда Его ученики погружены в сон. Печалится о Пилате, когда тот отворачивается от Него.
Соприкоснитесь с Его силой. Невидящие глаза... прозревают. Бесплодное дерево... засыхает. Менялы... разбегаются.
Религиозные вожди... съеживаются. Гробница... открывается.
Услышьте Его обетование. Смерть бессильна. Грех уже не в силах удерживать пленных. Страх больше не имеет власти
над человеком. Ибо Бог явился, Бог пришел в ваш мир... чтобы забрать вас домой.
Давайте последуем за Христом в Его последнее путешествие. Потому что, глядя на Него, мы сможем научиться, как
самим достойно пройти этот путь.
Глава 1
СЛИШКОМ РАНО,
СЛИШКОМ ПОЗДНО,
СЛИШКОМ ХОРОШО,
ЧТОБЫ БЫТЬ ПРАВДОЙ
Так будут последние первыми, и первые последними,..
Мф. 20:16
Медленнее походки Бена, пожалуй, была только его речь. «Ну-уво-от, парень... — Он растягивал слова до
невозможности, а паузы между фразами были по месяцу длиной каждая. — Похоже, снова остались ты да я».
Белоснежно-седые волосы торчали из-под его бейсбольной кепки. Плечи были опущены, а лицо обветрено и
выдублено семью десятками техасских зим.
Отчетливей всего я помню его брови. Похожие на буйно разросшиеся живые изгороди, сходящиеся на переносице.
Косматые гусеницы, двигавшиеся вместе с его глазами.
Обычно, говоря, он смотрел себе под ноги. И без того невысокого роста, из-за этой своей привычки он казался еще
ниже. Когда Бен хотел сказать что-то важное, он поднимал глаза и бросал на вас взгляд из-под своих густых бровей. Этот
выразительный взгляд он приберегал для тех, кто сомневался в его способности работать
Несмотря на это, таких было абсолютное большинство.
Своим знакомством с Беном я обязан отцу, который был убежден: школьные каникулы для того и существуют, чтобы
мальчики могли хорошенько потрудиться. Хотели мы того или нет, было ли это Рождество, летние каникулы или День
благодарения — он будил нас с братом до восхода солнца и отвозил на одну из местных бирж труда, занимавшихся
наймом рабочих для местных нефтяных компаний, где нас могли пригласить в качестве подсобников.
На нефтяных промыслах подъемы и спады так часты, что — если только вы не были работником компании или не
входили в состав сформировавшейся бригады — не было абсолютно никакой уверенности, что вас возьмут. Желающие
найти работу приходили задолго до появления босса. Но не имело значения, первым ты пришел или последним; важны
были только твои сила и опыт.
Вот тут-то мы с Беном и оказывались в невыгодном положении. Силы у меня было достаточно, но опыта — никакого.
Руки Бена были покрыты мозолями от долгой работы, но силы — уже не те. Поэтому, если только отчаянный недостаток
рабочих рук не заставлял хозяев компенсировать качество количеством, мы с Беном оставались не у дел.
Те дни так походили один на другой, что даже сейчас, двадцать лет спустя, я могу без труда вспомнить их во всех
деталях.
Я помню ветреное утро, темноту и мороз, щиплющий меня за уши. Я помню, какой была на ощупь покрытая
изморозью ручка на тяжелой железной двери сарая, где собирались рабочие. Я слышу голос Бена, сидящего у печурки, в
которой он уже успел развести огонь: «Прикрой-ка дверь, парень. Прежде чем потеплеет, еще успеет чертовски
похолодать».
Тогда я шел на золотистый свет от печки сквозь темное нутро сарая. Подойдя, вставал спиной к огню и смотрел на
Бена. Он курил, сидя на двухсотлитровой бочке. Его ноги в рабочих ботинках не доставали до пола около фута, а воротник
пальто был поднят, скрывая шею.
«Да, работа нам сегодня не помешала бы. Не помешала бы».
Потихоньку начинали собираться остальные рабочие. Приход каждого из них оставлял нам с Беном все меньше и
меньше шансов. Вскоре сарай наполнялся дымом, неприличными анекдотами и жалобами на то, что приходится работать в
такой собачий холод.
Бен обычно не участвовал в этих разговорах.
Спустя какое-то время приходил бригадир. Это может показаться смешным, но я даже начинал нервничать, когда он
принимался читать список. С красноречием армейского сержанта бригадир отрывисто выкрикивал, что нужно сделать и
кого он берет на эту работу. «Трое на электрическую подстанцию» или: «Укладка труб в южном секторе — восемь