И аз воздам

Шопперт Андрей Готлибович

Сейчас, после смерти одного из главных членов этого комитета князя Чарторыйского их там осталось трое: граф Виктор Кочубей, граф Николай Николаевич Новосильцев — будущий президент Академии наук и управляющий Царством Польским, и действительный камергер граф Павел Александрович Строганов.

Вечером двадцать первого июня 1801 года граф Виктор Павлович Кочубей с женой посетил своего тестя в его загородном имении под Петербургом. Мария Васильевна родилась в семье камергера Василия Семёновича Васильчикова — брата екатерининского фаворита, и фрейлины графини

Анны Кирилловны Разумовской дочери последнего гетмана.

Погуляли по парку, любуясь заходящим солнцем, послушали щебетанье птичек, попивая чай, в большой ротонде на возвышенности, откуда открывался удивительный вид на лес и парк. Потом налетевший ветерок прогнал дам в дом, а зять с тестем остались выкурить трубочки, заботливо раскуренные специально обученным Гришкой — пацаном лет двенадцати.

— Не даёт мне покоя случай тот с убийством поляками князя Чарторыйского и английского посла, — выпуская ароматные клубы дыма, проговорил Васильчиков.

— Да, странная история, Василий Семёнович, так ведь и не нашли убийц. А ведь как старались в полиции, всех поляков похватали в Петербурге и окрестностях. Слышал и серьёзные меры к некоторым применяли. Пятеро даже сознались, но в деталях путались и на месте преступления ерунду показывали. Оговорили себя. Перестарались по всему видимо полицейские чины, желая перед Государем выслужиться.

— Бывает. Чего под плетью не скажешь. А как там Александр Павлович? Успокоился. Давненько не был при дворе. Почечная колика замучила. Крутит и крутит. С горшка, бывает, днями не встаю. И докторишки не помогают. Ни черта немчура в этом не смыслит.

Виктор тоже окутался облаком дыма. Крепчайший турецкий табачок слегка дурманнил голову.

— В печали и расстройстве чувств Александер. В молитвах каждый день Адама упоминает. Теперь у него всех разговоров, что о горцах, что для защиты его должен этот выскочка граф Витгенштейн привезти с Кавказа.

— Граф Витгенштейн, это тот, что ключи от Дербента Матушке привёз? — вскинулся тесть.

— Да, давненько вы, Василий Семёнович, при дворе не были. Именно этот гусь.

— Что же так неласково вы о заслуженном герое?

— Не нравится он мне, да половине двора не нравится, вылез неизвестно откуда и всех стал жизни учить. Так ладно бы, я имею достоверную информацию, что успел сей грозный генерал приступом взять вдовствующую императрицу.

— Да, неужто? В трауре ведь Мария Фёдоровна должна пребывать. Утешения черпать в молитвах. — Перекрестился чубуком камергер.

— Утешил, видимо, сей Аполлон без молитв. Тёмная и противная личность. Знаете, Василий Семёнович, что недавно на балу баронесса Бенкендорф, ах да, графиня Ливен нам поведала за вистом?

— И что же? — вскинулся тесть.

— Говорит, что «Петруша», чёрт бы его побрал, и эту тоже утешил, после отъезда в Москву цесаревича Константина, так вот, говорит, что резко против отмены крепостного права сей граф. Говорит, что нужно для начала, чтобы помещики наладили жизнь крестьян

и превратили свои хозяйства в передовые и высокодоходные предприятия. Иначе говорит, освобождение крестьян приведёт к полному обнищанию крестьян и такому же обнищанию помещиков, и не вперёд Россию двинет, а отбросит на десятки лет назад. Якобы, этот прожектёр у себя в имении под Москвой такую прибыльную артель сейчас организовывает и всем в следующем году расскажет, как жить надо. Самый умный в Российской империи!

— Думаешь, Виктор, не прав он? — Васильчиков затянулся снова и поперхнулся дымом, закашлял.

— Прожектёр и альфонс. Ничего мы с … Ну, в общем, с известными людьми, обсуждали тут, как его от трона отодвинуть. Законопатим, куда Макар телят не гонял. Пусть свои прожекты в жизнь претворяет. А то полно больно стало в стране проходимцев. Ещё бы хорошо как-то ославить его перед Александром?!

— А как Александр относится к амурам матери и этого немчика?

— Не верит. Маман, мол, ему поклялась, что только о благотворительности они и разговаривали. Он тут предложил прожект по военным школам для детей сирот.

— Надо бы с фрейлинами и прислугой вдумчиво поговорить. От прислуги ничего не спрячешь. А за сто рублей даже немая язычок развяжет. — Стал выбивать трубку Васильчиков, подхихикивая через кашель не отпускающий.

— И то верно, Василий Семёнович. Найду-ка я ушлого малого, который мне этот клубочек распутает.

— С богом, ну, пошли, а то холодает уже. Докторишки немецкие велели на сквозняках не бывать. В тепле спину держать. Ох, ти, когда же отвяжется болезнь сия?!!

Интерлюдия вторая

— Знаете, что со смерть Бальи генерала Ивана Варфоломеича Ламба, а до этого готовящегося к принятию этого звания Адама Черторыйского в Священном Совете Державного Ордена святого Иоанна Иерусалимского вакантна должность Великого Хранителя? — только что выбранный Великим канцлером, после смерти предыдущего — графа фон Палена, Бальи князь Александр Борисович Куракин оглядел собравшихся в его доме на Мойке руководителей ордена Иоанитов в России.

— У вас есть кандидатура, Великий Бальи? — подал голос человек в нарочито старинном екатерининском наряде — Великий Гофмейстер, а в миру обер-гофмаршал, обер-камергер и директор Императорских театров — Александр Львович Нарышкин.

— Да, хотелось бы услышать, — поддержал Великого Гофмейстера Великий Госпиталарий — в миру главный директор Государственного заёмного банка, президент Коммерц-коллегии и действительный тайный советник Бальи князь Гаврила Петрович Гагарин.

— Мария Фёдоровна … — Голос князя Куракина дрогнул, — рассказывала о чудодейственных отварах, которые полностью избавили её от мигрени, и очках, что изготовили придворные ювелиры по чертежам графа фон Витгенштейна. Рецепты отваров и все ингредиенты к ним тоже передал лейб-медику императрицы Пётр Христианович.