И будем живы

Горбань Валерий Вениаминович

— Так, придержите его. Надо немного повернуть голову и растянуть шею. Иначе ничего видно не будет, — женщина-рентгенолог строго смотрит на добровольных помощников, — держите его. Ему будет больно.

Еще недавно, еще пять минут назад Дэн думал, что не бывает сильнее боли, чем та, что по пути в госпиталь захлестнула его обжигающим потоком.

Он ошибался.

— Дайте что-нибудь! Уколите! Нельзя же так! О, Господи, за что же ты меня так?! Я ведь просил. Я ведь просил тебя! Убей меня. Дай мне умереть! Люди, сделайте же что-нибудь! — Это не Дэн кричит. Это — внутри него боль черной разверстой пастью орет, надрывается. А Дэн лишь беззвучно губами шевелит. У него даже

на крик сил нет.

Такая боль!

— В операционную!

— Наркоз!

И мир исчез снова.

* * *

Военный комендант Ленинской районной комендатуры города Грозный находился в состоянии глубочайшего похмелья. Точнее — конкретного, обстоятельного запоя. Об этом свидетельствовал не только какой-то совершенно убойный перегар, заставивший Змея отступить на несколько шагов, но и помятая, съехавшая набок, покрытая рыжей щетиной физиономия, а также отвратный кислый запах давно не мытого тела.

— Н-ну?

— Что, ну?! Я вам третий раз повторяю, что наш отряд прислан в ваше распоряжение. Где нам людей размещать?

— А где м-можете, там и размещайте. — Комендант, пошатнувшись, развернулся и, поочередно с натугой выдергивая из жирной грязи ноги в резиновых высоких сапогах, почавкал в одноэтажное, стоящее буквой «Г», здание. Судя по всему, именно там и располагалась сама комендатура.

— Ох, и поработаете вы с этим… — озабоченно завертел головой стоявший за спиной у Змея Родионыч.

Крепенький, коренастый и чрезвычайно моторный заместитель начальника областного УВД, в соответствии с приказом министра, сопровождал отряд до места постоянной дислокации в Чечне. Был он, хоть по званию и целый полковник, человеком сугубо гражданским. И, до того, как партия направила его в политорганы «укреплять МВД», большую часть жизни проработал в комсомольском и партийном аппарате. Грянула перестройка, политотдел почил в бозе, а Родионыча, с учетом его неуемной энергии и огромных связей в руководящих слоях области, перебросили на должность начальника тыла. Змей его немного знал раньше, приходилось обращаться по некоторым вопросам. Но сложить какое-то мнение из этих немногочисленных встреч было трудновато. Запомнилось только непрорубаемое облако табачного дыма в кабинете зампотыла, да бледные лица его подчиненных, выскакивавших из дымовой завесы под грохот совсем не штабных выражений шефа. В общем, политработник, помноженный на тыловика… Но совместное путешествие немного рассеяло змеевы опасения. Не в свои дела Родионыч не лез, бурный свой темперамент не демонстрировал. Если что-то нужно было сказать, или посоветовать, делал это дружелюбно, обычно — с глазу на глаз. Большинство сопровождающих отряды руководителей испарились в направлении родных регионов еще из Моздока. Некоторые все же решились проехать со своими подопечными в колонне до Грозного, улетев потом из Чечни ближайшими по времени бортами. Родионыч же никаких поползновений в сторону дома не совершал. А наоборот, явно собирался уехать только после того, как построит, если не коммунизм в отдельно взятой стране, то хотя бы образцовый тыл для отдельно взятого омона.

Так что, на его помощь и поддержку командир вполне мог положиться. А вот как с комендантом таким работать? Ведь он — царь и бог в районе, старший начальник…

— Да-а-а! — Озабоченно сдвинул берет на самый затылок Змей.

— Здравствуйте! Вы командир ОМОН? — проговорил чей-то мягкий, негромкий голос за спинами призадумавшихся офицеров.

Змей и Родионыч, обернувшись, с интересом уставились на новую фигуру из числа аборигенов комендатуры.

Если бы не «омоновка» — полевая милицейская форма, да автомат в руках, то любой принял бы подошедшего за директора сельской школы. Только у этих замечательных представителей интеллигенции так успешно могут сочетаться

почти детская наивность, деревенская уважительность к окружающим и, в то же время, добродушная твердость человека, знающего цену и себе и своему положению. Впечатление усугубляли совершенно невоенная манера общения этого человека и строгие очки в тонкой золотистой оправе, за которыми доброжелательно помигивали чистые голубые глаза.

— Заместитель коменданта полковник милиции Виктор Федорович Турчанинов.

Змей и Родионыч по очереди представились.

— Вы очевидно, уже познакомились с комендантом… Но это — ничего. Я руковожу работой милицейских подразделений, думаю, мы с вами сами решим все вопросы.

— Вопрос пока один: где размещаться?

— Вы знаете, все пригодные помещения уже заняты. Вас немного опередил другой ОМОН, он занял классы, которые освободили ваши предшественники. Может быть, вам решить вопрос с ГУОШем о переходе в другую комендатуру?

— Нет, — сердито запыхтел Родионыч. — Мы уже сегодня полгорода объехали. Это ужас, что за бардак! Такое впечатление, что целый отряд никому не нужен!

— Да, организация здесь…э-э…пока не привыкнешь…э-э… удивляет. Ну, давайте тогда вместе посмотрим, что можно сделать.

Основные силы комендатуры — полк оперативного назначения внутренних войск и второй ОМОН размещались в трехэтажном здании бывшей школы. Вэвэшники плотно забили полтора этажа. Коллеги — омоновцы, занявшие две относительно приличных комнаты на втором, встретили с веселой подначкой:

— Долго добирались, братишки!

Во всем здании свободными оставались только два больших класса и бывшая учительская в самом конце коридора. Классы были просторные, с высокими потолками. И под самые эти потолки, как наглядное пособие по обратной эволюции — оскотиниванию людей, вброшенных в процесс бессмысленного взаимного истребления, высились кучи мусора. В основании этих залежей просматривались металлические останки парт и стульев, обрывки линолеума от классных досок, обломки и осколки другого школьного оборудования, непригодного для сжигания в «буржуйках». Расколотый глобус грустно выставлял свой африканский бок. Из-под него торчала пола азиатского ватного полосатого халата, будто выпавшего из хрестоматии по истории средних веков. Истрепанные и окровавленные гражданские куртки боевиков сплетались рукавами с драными и обугленными армейскими шинелями. Сотни «гуманитарных» банок с английскими, немецкими и арабскими надписями перемешались с отечественными жестянками, украшенными изображениями грустных коров и столь противных истинным мусульманам свиных рыл.

Начинали строительство этих курганов еще дудаевские отряды и таджикский мусульманский батальон, выбитые отсюда армейской пехотой. А заканчивал стоящий в комендатуре полк, солдатики из которого предпочитали по ночам ходить не в обстреливаемый уличный туалет, а в эти уютные и закрытые помещения. Особым шиком, очевидно, считалось проявить альпинистское мастерство и выложить свои персональные метки на самых вершинах осклизлых холмов. Впрочем, судя по состоянию пола вокруг этих куч и загаженным углам, людей без горной подготовки и лишних фантазий в комендатуре тоже хватало.

— Ну что? Будем дальше по городу мотаться, или этот свинюшник разгребем? — обратился Змей к стоящим рядом командирам взводов.

Офицеры молчали. Каждый из них сейчас думал о своих товарищах, вымотанных восемнадцатичасовым перелетом, сменой часовых поясов, вагонной болтанкой и автомобильным маршем сквозь неизвестность. Как сказать им, что вместо отдыха и пищи, их ждет уборка тонн дерьма и мусора, а затем, ночевка на освобожденном от этих куч полу.

Насупившийся за спинами отцов-командиров еще очень молодой, но чрезвычайно пронырливый старшина отряда, бывший детдомовец по кличке Мамочка, негромко пробурчал: