И будет рыдать земля. Как у индейцев отняли Америку
Шрифт:
Продержав гостей в ожидании пятнадцать минут, в зал размашистым шагом вошел президент Линкольн и спросил у вождей, есть ли им что сказать. На ноги поднялся Тощий Медведь. Но когда толпа высокопоставленных зевак подступила ближе, вождь, несколько смешавшись, проговорил с запинкой, что сказать ему хотелось бы многое, однако он очень нервничает и ему лучше бы присесть. Принесли два кресла, Линкольн уселся напротив вождя. Баюкая в ладони свою длинную трубку, Тощий Медведь повел речь, сперва неуверенно, потом все живее и красочнее. Он сказал Линкольну, что его приглашение преодолело долгий путь до их ушей и такой же долгий путь проделали сами вожди, чтобы выслушать его слово. И хотя в карман это слово Тощий Медведь не положит, потому что карманов у него нет, он надежно сохранит его в сердце и бережно передаст своему народу.
Тощий Медведь обращался к Линкольну как к равному. Пусть президент живет в роскошной палатке, но для своего народа он, великий вождь Тощий Медведь,
10
Washington Daily Intelligencer, March 27, 1863.
Затем говорил Линкольн. Взяв доброжелательный, но отчетливо снисходительный тон, он рассказал вождям о чудесах, которые им даже вообразить не под силу, о присутствующих в зале «бледнолицых», прибывших из дальних стран, о том, что земля – это «огромный круглый шар, на котором не счесть белых». Он велел принести глобус и попросил стоявшего в зале профессора показать гостям океан и континенты, множество населенных белыми государств и напоследок – широкую бежевую полосу, обозначающую Великие равнины Соединенных Штатов.
Закончив этот урок географии, Линкольн посерьезнел: «Вы просите моего совета… Могу сказать лишь, что не представляю, как вашему народу стать таким же многочисленным и процветающим, как белый, если не возделывать землю и не кормиться ее плодами. Задача нашего правительства, – продолжал Линкольн, – поладить миром с вами и со всеми вашими краснокожими братьями… и если наши дети бедокурят порой или нарушают уговоры, то делают они это против нашей воли. Понимаете, – добавил он, – отцу не всегда удается заставить детей вести себя в точности так, как ему хочется». Линкольн сказал, что о скорейшем возвращении делегации на запад позаботится чиновник, именующийся уполномоченным по делам индейцев. В ознаменование мира вождям выдали медали из бронзированной меди, а также подписанные Линкольном бумаги, подтверждающие дружбу индейцев с правительством Штатов. Тощий Медведь поблагодарил президента, и на этом совет был завершен [11] .
11
Basler, Collected Works of Abraham Lincoln, 6:151–53; Washington Daily Intelligencer, March 27, 1863: Powell, People of the Sacred Mountain, 1:244.
Однако покинуть Вашингтон сразу после встречи в Белом доме вождям не удалось. Считая, видимо, что самого путешествия на восток будет недостаточно, чтобы продемонстрировать могущество белой нации, уполномоченный по делам индейцев еще десять дней таскал делегацию по разным правительственным учреждениям и военным укреплениям. Затем Колли принял приглашение Барнума приехать в Нью-Йорк. К тому времени, как 30 апреля 1863 г. индейцы погрузились в поезд на Денвер, они провели в больших белых городах почти месяц [12] .
12
The New York Times, April 7, 13, and 17, 1863.
Для Территории Колорадо мирный договор президента Линкольна с вождями остался пустым звуком: представления губернатора этих земель Джона Эванса о дружбе разных рас сводились к тому, чтобы загнать шайеннов в крохотную резервацию в засушливой местности. Три года назад было подписано соглашение, по которому индейцы принимали условия жизни в резервации, однако обязать свои племена поступиться свободой ни Тощему Медведю, ни другим мирным вождям было не под силу. Шайенны по-прежнему охотились там же, где их деды и прадеды, – в восточной части современного штата Колорадо и на незаселенных равнинах западного Канзаса. Белых они не трогали, считая, что с белыми соседями у них мир, но жителей Колорадо их соседство выводило из себя. Губернатор Эванс и командующий военным округом полковник Джон Чивингтон, надеявшийся реализовать в Колорадо свои политические амбиции, воспользовались сомнительными
Всю зиму и начало весны Тощий Медведь и его товарищ по Совету Сорока Четырех Черный Котел стояли мирным лагерем под Форт-Ларнедом в Канзасе, обменивая бизоньи шкуры на нужные им товары. И вот настал день, когда гонцы принесли весть о надвигающейся опасности. Спешно созвав своих охотников, Тощий Медведь и Черный Котел двинулись на север, чтобы примкнуть к шайеннским отрядам, собирающимся на реке Смоки-Хилл, и защитить себя. Но правительственные войска перехватили их.
В ночь на 16 мая 1864 г. Тощий Медведь и Черный Котел разбили лагерь на поросшем тополями глинистом берегу ручья менее чем в 5 км от Смоки-Хилл. На рассвете охотничьи партии рассыпались по равнине в поисках бизонов, но вскоре они вернулись, скача во весь опор к палатке лагерного глашатая. Они заметили на горизонте четыре колонны всадников в военной форме, при которых имелись пушки. Пока глашатай будил селение, Тощий Медведь с несколькими сопровождающими выехал навстречу солдатам. На груди у него поблескивала врученная президентом Линкольном медаль, в руке он сжимал подписанный в Вашингтоне договор о мире и дружбе. Поднявшись на невысокий косогор, вождь увидел войска – и сам оказался у них на виду. Офицер развернул свой отряд – 84 человека и две горные гаубицы – в боевой порядок. За спиной Тощего Медведя собирались 400 воинов его селения [13] .
13
Berthrong, Southern Cheyennes, 168–86; Powell, People of the Sacred Mountain, 1:257, 263; Hoig, Sand Creek Massacre, 47–50.
Тощий Медведь двинулся вперед, ему навстречу легким галопом поскакал сержант. Вождь, судя по всему, не подозревал ничего дурного. Как-никак они с Великим Отцом договорились соблюдать мир. В Белом доме его приветствовали важные люди со всего света. Военные в окружающих Вашингтон фортах были с ним почтительны и любезны. Жители Нью-Йорка оказывали ему почести. У него есть медаль и бумаги, подтверждающие, что он друг белым. Но Великие равнины – это не Вашингтон и не Нью-Йорк, это отдельный мир.
Когда Тощий Медведь оказался в десятке шагов от строя, солдаты открыли огонь. Вождь покачнулся в седле и замертво рухнул на землю. Едва дым рассеялся, кавалеристы, подъехав к телу вождя, всадили в него еще несколько пуль. В точности как сказал президент Линкольн: порой его дети бедокурят [14] .
Однажды интервьюер спросил знаменитого генерала Индейских войн Джорджа Крука, как он относится к своей службе. Нелегкое это дело, ответил генерал. Тяжело сражаться с индейцами, ведь правда в большинстве случаев на их стороне. «Я вполне могу их понять, и вы наверняка тоже поймете: они не в силах стоять и смотреть, как голодают их жены и дети и как у них отнимают последний источник средств существования. Поэтому они берутся за оружие. И тогда нас посылают расправиться с ними. Это возмутительно. Все племена рассказывают одно и то же. Их окружают со всех сторон, у них отбирают охотничью добычу или уничтожают ее, и перед лицом голодной смерти им остается только одно – сражаться, пока могут. То, как мы поступаем с индейцами, – это беззаконие» [15] .
14
Powell, People of the Sacred Mountain, 1:263–64; Grinnell, Fighting Cheyennes, 145; Hoig, Peace Chiefs, 75–76; War of the Rebellion: Official Records, vol. 34, pt. 1, 931.
15
“Bannock Troubles”, 756.
Не верится, что генерал мог во всеуслышание оправдывать индейцев, да еще так горячо и откровенно, ведь миф о том, что регулярная армия и индейцы были непримиримыми врагами, не изжил себя до сих пор.
Ни один период становления Америки не породил такого количества мифов, как эпоха Индейских войн на Американском Западе. На протяжении ста двадцати пяти лет в академической и популярной истории, в кино и в литературе ее изображали как эру абсолютной борьбы добра и зла, в которой злодеями или героями оказывалась то одна, то другая сторона, в зависимости от того, что диктовало меняющееся национальное самосознание.